Читать интересную книгу Милен Фармер – великий астронавт - Янник Прово

Только я писала альбом «L’autre…» Я бросила поэтов! У меня всегда есть немного боли, которая объясняется содержанием альбома. Он в том же ключе, что и «Ainsi soit je…», его предшественник. Это довольно удивительно даже для меня. Возможно потому, что мой взгляд и мои слова изменились в отношении того, что я смогла прожить между этим альбомом и предыдущим. В новом альбоме немного отличалась форма, но ни в коем случае не основа. Внезапно я нашла себя в роли критика. И иметь такой взгляд оказалось трудно. Я могу сказать, что этот третий альбом, «L’autre…» – это то же лицо, то же вдохновение, то же направление. Артист, как любой творец, неутомимо и неумолимо повторяется. И это нормально! Тот же человек написал текст и тот же человек написал музыку. Это было продолжение моей жизни, моих эмоций. Заметно развитие по мере того, как я прогрессировала со временем. Надеюсь, что я так же прогрессировала и в своей работе. Там я говорю о себе, так как неспособна говорить о чем-то ином. У меня не было намерения говорить о действительности, хотя 1990 год был волнующим. Очевидно, что внешние вещи затрагивают меня, но мне нужны мои собственные эмоции, чтобы смочь писать. Этот альбом был продолжением образа. Я пою о том, что движет мной, что меня преследует, что не дает мне покоя. Но между «Ainsi soit je…» и «L’autre…» был разрыв. До бесконечности… Я не задавалась вопросом: будет ли то, что я написала, соответствовать или отличаться от того, что я делала до этого времени. Но написав тексты и слушая песни этого альбома, я осознала эволюцию. Столько вещей в мире становятся причиной того, что мы эволюционируем, хотя я так не люблю это слово, так как оно является немного медицинским. Разумеется, что мой опыт выступлений на сцене имел большое значение в написании этого альбома. У меня такое чувство, что я умирала на сцене, покидая её. Я хотела рассмотреть это как новое рождение. Это было желание немного больше повернуться к чему-то другому. Это была почти храбрость с моей стороны, так как я была замкнута в себе, мне не хватало уверенности, потому что я зашла чуть дальше обычного и выставила себя немного вперед. У меня также было желание говорить о нуждах других людей. Во всяком случае, я знаю только то, что нужно говорить о себе, а через себя – о других. В этом альбоме я намного более непристойная, чем в предыдущем: я решила намного откровеннее раскрыть свою интимность, чем в моих предыдущих альбомах, где я скрывалась за игрой или провокацией. Секс был основой. Говорить о том, что я ощущаю в своем сердце и в своей душе – это выставлять себя обнаженной. У меня было желание в менее скандальных вещах. Важно чувствовать себя действительно признанной в своих эмоциях. Новая Милен, другая, наконец, та, к которой я тогда шла, всегда была такой же, изменилась только форма. Я больше улыбалась, это возможно…

В 80-х годах я в какой-то мере была пленницей своего образа. В этом следовало быть сообразительной. Поэтому я обрезала волосы. Я хотела измениться в лице, но по сути остаться той же. Изменить внешний вид головы без изменения самой себя. Это тоже было частью рождения. Стрижку мне сделал Жан-Марк Маниати (Jean-Marc Maniatis). Волосы были короче, но того же цвета. Я посчитала этот цвет подходящим, и сейчас он является частью меня. Я знала, что я не буду его менять. Мне надоели длинные волосы – и всё! Это не было желанием больше походить на мужчин: можно иметь очень короткие волосы, и в то же время быть очень женственной. Например, Одри Эпбёрн (Audrey Hepburn). У меня просто было желание изменить вид головы, это было важно. И потом, с короткими волосами легче расчёсываться. Я хорошо себя чувствовала с этой стрижкой. А в голове? Было ещё сложно что-то говорить. Скажем, что я меньше волновалась из-за своего непостоянства.

Мы ещё не думали о «концепции», но очевидно, что что-то вырисовывалось по мере того, как делался альбом. Любовь, смерть и то, что происходит между двумя людьми – это мои предпочтительные темы. Это страх перед завтрашним днём, а так же отчаяние, некоторая меланхолия, грусть… Все эти состояния мы подчиняем себе, и я признаю, что в них нет удовольствия, но в них есть почти благополучие. Меланхолия – потому что я люблю это слово и состояние. Я не живу в прошлом, я живу в своём времени. Я никогда не избавлюсь от этого. Действительно ли я хочу этого? Может быть. У меня было меньше желания всё контролировать. Я приняла неведомое. Мы не меняемся. Тогда это было ещё хуже, но оно происходило и чувствовалось по-другому. У меня был немного другой взгляд на трудности жизни. Она была похожа на ту же, что и у Гензбура (Gainsbourg), через отношение к тому, что он написал. Общее для всего мира отчаяние. И потом, меняются именно слова. Меланхолия может принести хорошее состояние. Грусть также богата, как и радость, и она позволяет объединить всю совокупность артистов. Что касается смерти, то она присутствует, но по эту сторону слов, и она не обязательно произносится с жестокостью. Как и прежде, в этом альбоме «Бог» присутствует и ужасающе отсутствует. Без сомнения, чем больше мы стареем, тем больше нас преследует эта идея. Но у меня было больше цинизма и свободы в отношении всего этого. С точки зрения названий песен этого альбома, это не очень весело. За всем этим была ясность, которой, может быть, у меня не было в предыдущем диске.

Вследствие быстрого успеха этого третьего альбома я была вне себя от счастья, но в то же время я была очень бдительной. После двух лет отсутствия мы сильно волнуемся по поводу нашего возвращения. Тогда это было огромным сюрпризом и настоящим счастьем. Когда дела вот так быстро идут вверх, то мы говорим себе, что падение будет более болезненным. Это моя немного тоскливая и пессимистическая сторона. Но это было великолепно! Это самое красивое, что может прийти к артисту. В идеале моё желание состояло в том, чтобы сделать клипы на все песни альбома. Но это было немного трудным и довольно дорогостоящим пари. Я не выступала с этим альбомом со сцены, так как я не могла постоянно чувствовать те эмоции, которые доставлял мне контакт с публикой в 1989 году. Когда я начинала свои последние концерты данного турне в Берси, я говорила, что эта сцена, без сомнений, будет последней. У меня было желание сохранить настоящее чувство, не обманывать. У меня было желание сделать этот альбом, а со сценой я хотела немного подождать. Я знала, что однажды, несомненно, вернусь туда. Когда? Об этом я ничего не знала. У меня не было намерения входить в цикл «альбом – сцена» и т. д. Сначала я хотела пережить другие приключения. Всё это было немного запутано. Я также знала, задолго до начала продвижения этого альбома, что приму участие в очень малом количестве телепередач. Я ничего не ждала от нового десятилетия, как и от прошлых лет. Ничего – ничего… Кроме того, чтобы как и прежде продолжать работу. Я вообще ничего не знала из того, что приготовило для меня будущее!

Название. В идеале я предпочла бы не оправдываться по поводу названия. «L’Autre…» предполагает много понятий, поэтому каждый может выбрать себе наиболее подходящее. Это название выбрано потому, что именно это понятие было новым во мне: открытость перед другими людьми. Это также одна из песен альбома. Раньше я говорила «я». В этом альбоме я пошла навстречу. Но я ничего не отвергаю из того, что я делала или кем я была, просто я меньше нуждалась в том, чтобы забегать наперед. Факт, что «L’Autre…» мог быть репликой в названии предыдущего альбома «Ainsi soit je…», появился только после принятия решения по названию.

Я не могу дать точное определение этому названию. «L’autre» предполагает много понятий: это может быть другой человек, компаньон. Это также может быть и другая я сама, это может быть то, что не имеет физической оболочки. Невидимое присутствие, которое парит выше вас, которое собирается вам помочь, защитить вас, направить, оно руководит вами иногда, препятствует вам, а так же восстает против вас. Я искала слово, которое могло бы включить в себя все аспекты этого ощущения. Пыталась найти слово, которое бы затрагивало многие вещи. Возможно, это шизофрения, почему бы нет? Точный термин был бы более поэтичным, менее клиническим…

Упаковка. Я вообще не знаю, у кого была идея изобразить на упаковке ворону! Она действительно сидела на моём плече, я её приручила… Это чучело вороны! Зато выбор фотографии был моим. Что касается меня, то я вообще не считаю это страшным, но подсознательный собирательный образ, очевидно, должен функционировать. Фотография скорее очень успокаивающая. Я остерегаюсь апостериорных оправданий артиста, но в вороне есть смысл, это сделано не только для того, чтобы было красиво. Эта птица была просто необходима нам, так как она имеет парадоксальный вид. Если некоторые рассматривают её в качестве предвестника беды, плохих предзнаменований или смерти, то в некоторых культурах, например, Африки, она символизирует защиту. В её присутствии нет ничего провокационного. И в книге Бытия разве Ной не использовал её в качестве посланника? Мне нравилось это противоречие. Это могло бы быть «другим». Мне нравится этот парадокс, этот контраст черного и белого, это противопоставление её черноты и моей белизны. Чувство парадокса встречается у любого человека. Несомненно, что у меня оно более ярко выражено, потому что я могу выразить свои чувства. У меня всё или черное, или белое, никогда нет среднего! Впрочем, на этой упаковке у меня есть предпочтительные цвета: белый и черный. Не чисто белого цвета больше, чем ярко-белого: ему верят. Существует много других символов вороны, и я не уверена, что будет очень интересно, чтобы все их упоминать…