Их души были холодными, вымороженными, их сердца были осколками льда. Они не знали пощады и не терпели страха. Они шли убивать, и они убивали. Волчьи пасти раскрывались в смертельных укусах и даровали ужасную смерть с черными глазами, с жесткой белой шерстью.
Я что было сил, бежала вперед. Все не так, как оно кажется. У всего есть оборотная сторона.
Деревенское мужичье махало перед волками факелами с огнем и плохенькими мечами, Каин раскидывал сеть заклинания. Он не хотел их убивать — поймать и обезвредить.
Внутренний голос кричал, бился в истерике.
Что делает это деревенское дурачье? Они их злят! Волки рычали на селян, которые пытались напугать тех острым пламенем. Клацали зубами, переминались с ноги на ногу, но пока не нападали.
— Каин, стойте! — я начала задыхаться от быстрого бега и проникающего внутрь холода, снег обнимал ноги, не отпускал.
— Девка, вали в дом! — заорал один из мужиков, округлив в страхе глаза.
Каин оторопело смотрел на меня, и я не стала гадать, о чем он думает на сей раз.
Один селянин не выдержал нервной обстановки и, сделав шаг, махнул факелом перед самым носом волчицы, обжигая. Снежный зверь осел на задние лапы, уходя от огня, и тут же перетек в боевую позицию, готовясь к прыжку. Мужик в страхе замахнулся на волчицу мечом и с диким криком резанул воздух. Он понял, что сделал только хуже, но адреналин в крови зашкаливал, требуя немедленных решений.
— Не смей! — сила воздуха рванулась из меня смерчем, волной. Выхватила меч из онемевших от холода пальцев, уронила мужское тело в снег. Волчица отступила, склоняя голову.
— Девка, сдурела? — зашипел другой мужик, почему-то приседая.
Но я была уже близко.
Эти глаза знакомы. Какой-то части меня.
— Как? — ахнул Каин, когда я, пролетев под его рукой, упала в снег прямо перед мордой белого волка, волосы хлестнули по лицу.
Черные понимающие глаза проникали глубоко в душу. Рука протянулась вперед и нежно коснулась загривка зверя.
Не нужно было ничего знать, ничего не нужно было понимать. Есть только то, что ты чувствуешь и принимаешь.
Высокое животное, в холке достающее до поясницы сейчас возвышалось надо мной, а я сидела перед ним на коленях, обнимая за шею. Я склонялась перед ним, просила прощения и пощады.
Абсолютно не понимала, что делаю, но душа рвалась на волю. Что-то внутри меня знало их, принимало их такими, какие они есть.
— Не трогайте их, — прошептала я селянам. — Им не нужны ваши смерти. Дайте им пару-тройку баранов, куриц, мяса. И волки уйдут.
— Да что ты несешь?! — зашипел кто-то за спиной. Волчьи зубы недвусмысленно оголились, зарычав на болтуна.
— Лучше делайте, как говорит девочка, — вступился Каин. Он все так же держал сеть заклинания.
— Да кто она вообще такая? — возмутился тот же голос, но его никто не поддержал и на этот раз.
Массивная широкая морда, вытянутая по бокам, с покатым лбом упрямо смотрела мне в глаза сверху вниз.
Я слышала, как мялись сзади люди, не понимающие, что происходит. Спрашивали друг у друга, у Каина.
Не увидела, но почувствовала, как дядя одним движением будто махнул на людей ладонью и собрал что-то в кулак. Мужичье повалилось в снег, охнув.
Придут в себя через некоторое время.
Волки собрались в одну большую кучу, вожак остался впереди, сидеть передо мной.
— Мы рады, что ты вернулась, — проговорил волк. И я не стала удивляться. Чему сейчас удивляться? Тому, что я сама пришла к волкам, тому, что они не набросились на меня, тому, что они говорят, тому, о чем говорят?
Голос волка был натужным, рычащим с холодной хрипотцой.
— Дракон, — обратился волк к Каину. — Я вижу твои мысли. И не смею вмешиваться в ваши дела. Но ты должен знать, что мы охраняем особ королевской крови.
— Я знаю, — Каин коротко поклонился волку. — Позвольте мне забрать ее. Еще слишком рано.
— Уже время.
Я обернулась к Каину с надеждой, что он ответит на вопросы, объяснит. Но его ладонь коснулась моего лба, погружая в туман зрение.
— Они идут следом. Они чуют кровь, — рокотал волк, смысл слов ускользал от меня, растягиваясь и теряясь в набегавшем в ушах шуме.
Каин изогнул линию рта в усмешке, ему это было известно.
— Ты не сможешь уберечь ее. Ты потерял контроль, позволяя ей использовать Силу.
На одну короткую секунду почудилось, что осталось совсем немного и правда откроется. Ведь она всеми силами стремиться к этому, что-то пробуждает внутри меня, зовет.
Но это была лишь секунда.
Глаза темнее горького шоколада с золотыми искорками внутри сощурились, рука гладила мою голову, убаюкивая.
— Еще не время, девочка, — губы мужчины сладко улыбнулись, и тепло укрыло меня с головой.
Не время. Время? Что такое время?
Есть только шоколадного цвета глаза, искры в них и тонкие губы.
Я очнулась на руках у Каина, тело ломило, в голове шумело. И было холодно.
— Не делай так больше никогда, — сурово проговорил дракон.
Я постаралась подняться, пытаясь попутно сообразить, что же сотворила, раз дядя недоволен.
Мы стояли на краю белого пустынного поля у ворот деревни, кружился снег с высоты серого неба, покрывая нас снежной пылью, делая седыми. Виднелся густой темный лес.
Что я тут делаю? Почему не в доме? Где Вер и Тавий?
— Ч-что? Что произошло? — я сжала ноющие виски. Боль обездвиживала, заставляла сгибаться пополам, тошнило.
— Не помнишь? — мягко улыбнулся дракон. — Ты прибежала сюда совсем раздетая. И мне бы хотелось знать, что произошло. Ты не помнишь?
— Не помню, — покорно повторила я.
Волки. Смутные тени проскользнули в памяти.
— Волки? — мои глаза округлились от страха. Тут же были волки! Те самые, которые убивают людей!
— Ты потеряла сознание. Испугалась, дитя.
— А волки?
— Волков не было. Селянам померещилось.
И верно. Я протирала глаза. Какие волки? Глупость. Только снежное поле и лес. И небо свинцового цвета.
— Пойдем в дом. Нам нужно собираться.
Опираясь на дядю, принялась отряхивать колени от снега.
В доме нас ждали. И сразу набросились. Тавий с Вером на меня, непутевую дурочку. Твия на Каина, храброго воина.
Выслушав каждое мнение об умственных способностях некоторых дам, нисколько не оскорбилась. Голова болела так, что на обиды сил не оставалось. Глупо, конечно, вышло. За каким черным меня туда понесло?
Усложнялось все тем, что я вымокла, как мышь, да еще и снег, прилипший к одежде, растаял и впитался в ткань. Ее, конечно, Тавий просушит и освежит, но это потребует времени.