закат или костер на снегу. Сашка стояла в трех шагах, и воздух над полом у ее ног опасно закручивался в смерчи. Да, Физрук сумел ее уязвить – в первый же день, первого сентября.
– Это Глагол в повелительном наклонении. – Сашка удержала ярость. – Его надо вытаскивать из покорности, а не вбивать в нее!
– Он пока не глагол. – Дима спрыгнул с турника и взял со стойки полотенце. – Пока что это просто твой брат. Которого ты сама сюда привела. Без экзаменов. Без мотивации. Бояться за тех, кого любишь, – какой кошмар, возмутительный жестокий мир. Но если мальчика вдруг разлюбили те, кому он доверял с рождения, – о да, он будет у тебя учиться. Прямо бегом. Прыгать выше головы. Умора.
Сашке не хотелось смотреть ему в глаза, не хотелось видеть структуру, никогда не бывшую человеком, существующую затем, чтобы отсекать от Речи негодные, бракованные морфемы. Этот устойчивее и проще Портнова. Но и он начинает разрушаться изнутри. Вопрос времени.
– Миллионы лет, – сказала Сашка сквозь зубы, – я искала студентов, способных на сверхусилие без страха.
– Ты могла бы искать молекулу хлора, который на самом деле водород.
– Почему ты не хочешь мне помочь? Хотя бы из чувства самосохранения?
– Потому что я инструмент, – сказал он с нехорошим сожалением. – Но не твой, а Речи. Которую ты убиваешь. Я не могу тебе помочь, но и помешать, к сожалению, тоже.
– Ты не можешь мне помешать, – согласилась Сашка. – И, кстати, никогда не мог. Мой брат получит освобождение от физкультуры официально. Если хочешь существовать – держись от него подальше.
Дима накинул на плечи полотенце, провел ладонью по лбу. Ни дать ни взять молодой физрук, бывший спортсмен-борец, прервавший карьеру после травмы.
– Да, я хочу существовать… хотел бы. Но ты рассудила иначе, это твой выбор, убийца реальности. Я думал, все случится быстро, но ты не ищешь легких путей, твое время – Космос, тебе нужна долгая агония. Будь по-твоему, Пароль…
Сашка знала по опыту, что верить ему нельзя. Поверь на секунду – и вот ты не видишь надежды и сдаешься. А к Сашке больше никто не придет на помощь, никто не протянет руку, не принесет в последний момент важную новость, которая все изменит…
– Я договорюсь насчет бассейна, – сказала Сашка. – Дважды в неделю по два часа вас устроит, Дмитрий Дмитриевич?
– Всегда тебя ценил, Самохина, – отозвался он после паузы. – Но это ничего не меняет.
* * *
В половине одиннадцатого общежитие кое-как угомонилось. Первокурсники, утомленные впечатлениями и перебравшие алкоголя, упали и заснули, а второкурсники…
– Мы не спросили, почему второкурсники такие все… подбитые, – вспомнил Пашка. – А собирались же…
Артур не ответил. Он читал учебник. Третий час подряд он читал учебник, пот выступал у него на лбу. Артур выходил, чтобы умыться, кружил по комнате, тер виски – и снова и снова возвращался к первой странице.
Пашка открывал эту книгу трижды. Всякий раз на второй странице его начинало тошнить, и Пашка брал тайм-аут.
– Наверное, у них был целевой набор в прошлом году, – предположил Пашка. – Они взяли студентов… с особыми потребностями.
И снова поразился: как ловко обыденность достраивает сама себя. И натягиваются нормальные объяснения на вполне безумные факты.
– Ты бы поучился. – Артур говорил, переводя дыхание на каждом слове. – Ты слышал, что он сказал? Что проблемы с успеваемостью будет решать с куратором!
– Никаких проблем с успеваемостью. – Пашка повалился на свою кровать, забросил на спинку ноги в кроссовках. – В чем проблема? Не выучил наизусть шесть строчек ахинеи? В крайнем случае я нарисую такую шпаргалку, что никакой препод…
В дверь постучали. Артур и Пашка вздрогнули и посмотрели друг на друга – заметил ли другой, что я испугался?!
Дверь приоткрылась. На пороге стоял очкарик с темно-зеленым чемоданом на колесиках, со свернутым матрасом под мышкой.
– Меня прислала комендантша, – сказал, еле шевеля губами. – Сказала, я здесь буду жить, в комнате номер шесть.
– Здесь только два места, – тяжело сказал Артур. – Иди к комендантше, пусть даст другую комнату.
– Она уже ушла, – пробормотал очкарик. – Поздно…
– Посмотри вокруг. – Артур обвел комнату рукой. – Где ты видишь здесь третью кровать?!
Очкарик послушно огляделся. Третью кровать Артур и Пашка разобрали давным-давно и спрятали за шкаф.
– Ну ладно, – сказал очкарик, помолчав. – Спокойной ночи.
Он вышел и закрыл дверь. Пашка бешено посмотрел на Артура, тот прижал палец к губам:
– Это не наша проблема… Пашка, ну не ври себе хотя бы. Какая шпаргалка, ты о чем? Ты знаешь, кто наш куратор?!
– Успокойся, – мягко сказал Пашка. – Все уже случилось. Мы студенты? Студенты. В Торпе? В Торпе. А до зачета я что-нибудь придумаю…
Он вышел в коридор. На кухне горел свет, и там еще кто-то пил и пел жалобным голосом под фальшивую гитару. Очкарик сидел на полу, рядом со своим чемоданом, привалившись к свернутому матрасу, и, кажется, дремал.
– Тебя как зовут? – спросил Пашка.
* * *
Валя научился различать их сразу: у одного на лице были старые синяки, будто парня избили, но с тех пор прошло много дней. Он казался старше своих лет и был очень рационален: в комнате мало места. Зачем здесь третий? Наверняка есть еще куда поселиться.
Второй был добрее – может быть, потому, что его не били?
– Мы же однокурсники, – говорил он, по частям вытаскивая из-за шкафа разобранную кровать. – Должны держаться друг друга. Ну-ка, Валя, помоги мне…
Первый, не говоря ни слова, уселся на скрипучий стул перед маленьким письменным столом, где горела настольная лампа и лежал раскрытый учебник.
– Меня зовут Пашка, – говорил второй, ловко устанавливая спинки кровати, пока Валя держал сетку.
– Я хотел бы попросить, – сказал Валя, – звать меня… полным именем. Без всяких… сокращений. Просто Валентин.
– Понятно. – Пашка кивнул. – Ты знаешь, кто такой Константин Фаритович?
– Нет. – Валя секунду подумал и повторил с чистой совестью: – Не знаю.
Тот, что читал учебник, обернулся. Пашка прищурился, посмотрел с интересом:
– А как ты сюда попал?
– Это долгая история, – честно признался Валя. – Я сейчас не могу…
Братья переглянулись. У Вали возникло чувство, что они обмениваются информацией – без слов. Без жестов. Как два прибора с удаленным доступом.
– Меня зовут Артур, – сказал тот, кто не хотел пускать Валю на порог. – Девчонок не водить, в комнате не свинячить.
И он склонился над книгой, зажав ладонями уши.
* * *
Сашка стояла на балконе, глядя вверх. Ночное небо меняло цвет: оранжевый, малиновый, опаловый, жемчужно-белый, изумрудный, фиолетовый, синий. Сашка вдыхала спектры, была ими, чувствовала на корне языка, и эта игра – вселенская информация, которую считывают человеческие нервные окончания, – помогала ей настроиться и собраться.
Отсчет пошел. Истинная Речь получит новые Слова – или распадется.
Сашка мигнула. Небо снова сделалось темным, и проявились силуэты островерхих крыш. На секунду ей померещилось, что напротив сидит, свернув большие крылья, человек с пепельными волосами до плеч, сидит и ждет ее…
– Мне вас очень не