городские службы их выкопали и пустили на щепки.
Сашка вошла в здание Института через главный вход, и вахтер в стеклянной будке старомодно ей поклонился. Второкурсники толпились перед табло с расписанием – хромые, косые, дерганые, разобранные на части, но не это беспокоило Сашку: студенты в начале второго курса обычно так и выглядят. Но проекции Слов, заключенных в человеческом теле, не развивались, замерли, застыли, и летняя практика не помогла.
У входа на широкую лестницу, ведущую на второй этаж, говорила по телефону преподавательница английского, учившая еще Сашку. Приветливо помахала рукой, не прерывая разговора. У этой женщины имелись две особенности: никто не мог запомнить, как ее зовут, хотя имя было самое обыкновенное. И она не менялась с возрастом, сколько бы лет или десятилетий ни проходило за окружной дорогой Торпы. По-английски она говорила с ужасным акцентом, но это особенностью не считалось.
Сашка кивнула ей в ответ.
Третьекурсники стояли в глубине коридора, у лестницы, ведущей вниз. Девятнадцать человек из двадцати пяти, набранных в позапрошлом году.
– Доброе утро, ребята. Поздравляю с началом нового учебного года.
Они пробормотали приветствия. Существительные, прилагательные, предлоги. Один Глагол в условном наклонении, светловолосый парень, который на мгновение напомнил Сашке Егора.
– Мы все будем напряженно работать в этом семестре, – сказала Сашка. – И, конечно, подойдем к сессии подготовленными.
Все глядели с каменными лицами, только светловолосый грустно улыбнулся. Шесть их прежних однокурсников и однокурсниц, с кем сидели рядом в аудитории, делили комнату в общаге, курили, бывало, одну сигарету по кругу, с кем целовались и даже спали, – шесть человек за два года куда-то делись, и все вроде бы по естественным причинам. Что может быть естественнее, чем пропасть без вести в городе Торпа? Или даже быть исключенным за неуспеваемость, уехать домой, оставив все вещи в общаге, и навсегда исчезнуть из виду – ни адреса, ни телефона, ни родственников?
Они не чувствуют страха, подумала Сашка. Только тупую покорность. Они уже не люди, но вряд ли когда-нибудь станут Словами, и я не смогу их научить – ни я, ни Портнов, ни Адель, даже Стерх не смог бы, наверное, потому, что нарушены тонкие настройки Речи. Институт специальных технологий перестал готовить специалистов – как если бы фабрика, выпускавшая когда-то драгоценные вазы, поставила на поток битое стекло.
А ведь где-то там, за стеной времени в пятнадцать лет, приступают сейчас к занятиям четвертый и пятый курсы. Слабые, служебные, ординарные части Речи, кто-то получит свой троечный диплом, а кто-то срежется, и Сашка не сможет им помочь. Вся ее надежда – на этих, новых, что сидят сейчас в актовом зале…
И как только она об этом подумала – в зале включилась запись Gaudeamus. До вестибюля хор доносился приглушенно, но третьекурсники вздрогнули. Вспомнили, наверное, как два года назад стояли на посвящении в студенты, понятия не имея, что их ждет, но исполненные самых дурных предчувствий.
Сейчас где-то там, в зале, слушали гимн братья Григорьевы. Сашка старалась не думать о них, но это было все равно что не думать о белой обезьяне. Истекали последние секунды, вот-вот случится то, ради чего она проводит время здесь, перед конной статуей…
За ее спиной распахнулась парадная дверь.
– Молодой человек, – строго заговорил вахтер, – вы куда?
– В Институт, – послышался голос Вали хрипло и с вызовом, будто мальчик спрашивал, кто крайний в очереди на плаху.
Сашка обернулась. Валя ее узнал – и инстинктивно попятился.
* * *
– Садись.
Кажется, его неприятно поразило, что в ее кабинете нет окон. Впрочем, он готов был ко всему, хоть к подземелью с цепями; чемодан на колесиках стоял у его ног, слишком маленький, чтобы вместить все вещи на три сезона. Собираясь, он не думал о будущем.
– Ты опоздал, – напомнила Сашка, когда он уселся на краешек стула. – Ты пропустил посвящение в студенты. В чем дело?
– Я перепутал автобус из аэропорта. – Он снял очки и начал протирать стекла краем джинсовой рубашки. Сашке некстати вспомнился Фарит.
– Здесь никто не будет тебя жалеть только потому, что ты мой брат.
Он пожал плечами, показывая, что ему все равно. Свой шаг в пропасть он уже сделал – после того как обнаружил, что на факультете медицинского оборудования нет такого студента, более того, даже абитуриента такого не было. После того как связался наконец с мамой и понял, что та не рада его звонку: у них с папой было время очень важного визита к очень ценному доктору. Когда мама написала потом сообщение и попросила общаться письменно: связь в медицинском центре не очень хорошая, но все остальное – просто отличное. Врачи обещают, что скоро папа будет бегать, танцевать, плавать…
И тогда Валя впервые в жизни устроил подростковый бунт. Он собрал чемодан и сел в самолет, билет на который взяла ему Сашка. На самом деле она брала ему билеты на каждый день начиная с двадцатого августа, но Валя дотянул до последнего: прилетел тридцать первого ближе к полуночи, ночевал на скамейке в аэропорту, перепутал автобус, утром опоздал…
– Можно спросить? – Он снова надел очки.
– Да. – Сашка удивилась, но и внутренне напряглась.
– Моя мама… Мне всю жизнь казалось, что она меня… опекает, даже слишком… Я чувствовал всегда, что она рядом… То, что она отказалась от меня, – это… колдовство? Или она просто от меня отказалась?
– «Колдовство» мы оставляем Андерсену и братьям Гримм, – сказала Сашка. – А люди ведут себя по-разному в разных ситуациях…
И добавила про себя: «Капитан Очевидность».
– Она не отказалась и не перестала тебя любить. Мама знает, что ты учишься на факультете медицинского оборудования, что тебе все нравится, а живешь ты дома. Твоя мама находится в информационном пузыре, где у тебя все хорошо и все идет по плану. Это комфортная, добрая реальность.
Валя, похоже, медленно соображал после бессонной ночи. Или ему трудно давалось осознание, что его подростковый бунт остался незамеченным, как падение метеорита при ярком солнце. И он к тому же не мог решить: радует его это? Огорчает?
– Поверь мне, было бы гораздо хуже, если бы она продолжала тебя контролировать и держать под юбкой. – Сашка вспомнила братьев Григорьевых. – Сейчас мы пойдем в учебную часть, ты отдашь документы, получишь ордер в общежитие и карточку для столовой и библиотеки. И сразу на первую пару. А потом уже, после занятий, пойдешь поселяться. Сам виноват – надо было раньше приезжать!
– А что такое Торпа? – Он сидел не двигаясь.
– Это место, где ты получишь ответы на все вопросы, – мягко сказала Сашка. – Если будешь хорошо учиться и стараться изо всех сил.
* * *
Остановившись у двери первой аудитории и услышав внутри спокойный голос Портнова, Сашка на миг испытала робость, как будто опоздавшая студентка – это она. И