я взялась, если бы доставки не было?
– Но я не заказывал…
– Кто-то другой заказал. – Сашка выгрузила из короба два пакета и длинную картонную упаковку. – Наверное, в подарок.
– Но… кто же? – Антон Павлович остановился напротив, с подозрением глядя на пакеты – и на Сашку. Посмотрел второй раз, чуть прищурился; зрение у него начинало сдавать. А может быть, он вспомнил Сашку, но не мог понять, откуда ее знает?
– Аноним, – сказала Сашка со значением. – Но это кто-то, желающий вам добра. Будьте здоровы!
Уходя, она испугалась, что отец Ярослава так и не прикоснется к пакету, что он не любитель таинственных подарков. Но любопытство оказалось сильнее: оглянувшись за калиткой, Сашка увидела, как Антон Павлович приоткрывает упаковку – ту самую, из картона…
– Антон, кто приходил? – послышалось с крыльца.
Сашка ускорила шаг. Сейчас он почувствует запах. А еще через секунду почувствует радость. Астры, свежие астры были в картоне, а мороженое и фрукты – в пакетах. Старшие Григорьевы всегда отмечали Первое сентября, ведь бабушка много лет была учительницей…
Костя возник рядом, будто сопровождал ее всю дорогу от супермаркета.
– Самохина, ты ведь усложняешь мне жизнь, – сказал укоризненно. – Если старики поверят, что подарки прислали Артур и Паша, если захотят встретиться, если захотят выцарапать детей из злобной секты…
– Я рассчитываю риски, не волнуйся. Но пусть хоть старикам будет чуть легче. Их-то мы учить не собираемся…
– Интересно, каково это, – сказал Костя после паузы. – Всю жизнь прожить в Торпе и ничего не знать про Институт. Не знать правды, я имею в виду.
– Они чувствуют. – Сашка вздохнула. – Это как… тень на краю зрения, на которую нельзя посмотреть прямо и которая никогда не исчезает. Вряд ли это приятно. Но люди ко всему привыкают.
– А помнишь, как мы в первый раз сюда приехали? – спросил Костя задумчиво.
– Еще бы! – Сашка засмеялась. – Помню, ты тащил мой чемодан…
Редкие прохожие глазели на Сашкин малиновый жилет и кепку с невнятным логотипом.
– Я видел твоего брата, – сказал Костя.
– И что?
– Он так… не похож на тебя. Даже странно.
* * *
– Шанин!
Валя подскочил. Неужели он заснул посреди пары?! Пахло пылью, резиной, кожей – запах спортзала. Валя нащупал в кармане очки, надел; ни стола, ни книги не было. Был гимнастический мат и рядом гора таких же, сложенных один на другой, защищающих Валю от постороннего взгляда…
Защищавших. Теперь укрытие перестало быть тайным: напротив стоял человек в спортивном костюме, со свистком на шее, и трикотажная куртка облегала рельефные мышцы на широких плечах. Валя всегда мечтал о таких мускулах.
Физкультура, вспомнил Валя. На второй паре была физра. А этот, назвавший его фамилию, – всего лишь физрук, совсем молодой, почти ровесник. Валя забыл, как его зовут. Сан Саныч?
– Простите, я отключился, – честно сказал Валя. – Я всю ночь…
– Плохо, – проронил физрук, и Валя обмер, вдруг осознав, что в самом деле всё плохо. Он в Торпе. Он забыл об этом, расслабился и уснул.
За окнами уже склонялось солнце. Сколько же Валя проспал? Полдня, или неделю, или он сейчас посмотрит в зеркало – и увидит себя стариком?! Торпа – город, где пропадают люди…
– Вы опоздали, – негромко заговорил физрук. – Вы прогуляли английский и философию. Скверное начало учебного года.
– Но я…
– Сто приседаний, – сказал физрук. – Сто отжиманий от пола. И пятьдесят кругов вокруг двора. На первый раз.
* * *
Пашка долго не верил, что увидит вечер этого дня. Но вот вечер почти наступил.
Они сидели на скамейке во дворе перед общагой, здание Института виделось с этого ракурса совсем иначе, чем с фасада. Первый этаж казался основанием средневекового замка, второй – корпусом мануфактуры из красного кирпича, третий был похож на пряничный домик, а четвертый – на старый дровяной сарай. Из окон общаги грохотала музыка, кто-то истерически смеялся, кто-то ругался, падала мебель.
– Бухают, – с еле слышным отвращением сказал Артур. – Хорошо, что у нас отдельная комната.
– Кто это? – Пашка посмотрел через двор. – Это парень с нашего курса? Опоздавший?
Очкарик выполз из здания Института, и казалось, что он сейчас рухнет – подогнутся трясущиеся колени. Следом вышел Дим Димыч, физрук, который за одно занятие так влюбил в себя первокурсниц, что те массово записались на кружок настольного тенниса.
Но с очкариком, похоже, физрук не собирался быть милым. Он что-то сказал и круговым движением обвел двор, будто рисуя в воздухе букву «О». Очкарик побежал – то есть сперва поковылял, потом прибавил шагу, дыша ртом, спотыкаясь. Никаких кроссовок на нем не было – кожаные туфли, из одежды – джинсы и футболка.
– Он опоздал, а потом прогулял английский и философию, – сказал Пашка. – По ходу, у них тут дисциплинарные методы как в дремучем штрафбате.
Очкарик пробежал мимо близнецов, не глядя на них. На бегу снял запотевшие очки и сунул в карман. Обежал двор один раз – и зашел на второй круг. Физрук стоял, привалившись плечом к старой липе в центре двора, и задумчиво провожал его взглядом.
– А если дать ему в морду? – вдруг спросил Пашка.
– Очкарику? Ему не хватит еще?
– Физруку. – Пашка оскалился и встал. – Он-то здесь просто пешка, вроде училки по английскому. Я надеюсь, Константин Фаритович не будет против…
– Будет против, – послышалось за его спиной. Пашка обернулся: человек в темных очках стоял у забора, где секунду назад никого не было.
– Ребята, не связывайтесь с этой штукой, – тихо сказал Константин Фаритович. – Даже я не стал бы с ним связываться. С Физруком. Мир не такой, как вы видите, ежу ведь понятно. Вам еще нет?
Бегущий упал. Физрук неторопливо подошел и сказал несколько слов. Парень с трудом поднялся и побежал снова, спотыкаясь, и капли влаги срывались с его подбородка.
* * *
Что случилось бы, если Валя сказал бы: «Нет»? Не стал ни отжиматься, ни бегать? Что бы с ним сделали – отчитали? Выгнали из этого… Института? Почему проклятый физкультурник имел над ним такую власть?
Валя чувствовал себя овцой на веревке. Куском теплого пластилина, который раскатывают скалкой. И еще накатывали гадкие воспоминания: а почему он не возмутился, когда в пятом классе учительница отругала его за чужую вину? Почему он покорно согласился идти на факультет медицинской техники? И потом так же легко поехал в Торпу?!
«Валя у нас неконфликтный», – говорила мама, и это звучало как похвала. С родителями он тоже не спорил. Не смог убедить маму, что Александра Игоревна реальна. Не попытался сказать им, как жутко отпускать их на полгода, даже не подал виду… Пластилин.
Он пришел в себя в комнате с умывальниками, с кафельными стенами. Он пил из-под крана, и холодная вода стекала по лицу.
Могло быть хуже. Это ведь Торпа.
* * *
– Он нарушил дисциплину в мое время, на моем занятии.
Дима подтягивался на турнике, голый до пояса, движение его мышц гипнотизировало, как ветреный