Госпожа ди Рейз потянула трошку за узду, пытаясь ее развернуть. Животное не сделало ни шагу и лишь продолжало испуганно таращиться на девушку. Ланн незаметно для Летиции пнул трошку сапогом в зад, руководствуясь исключительно благими намерениями, но и это не возымело должного эффекта.
Тогда Летиция достала из перевернутой телеги пару тонких морковок, прикрыв парусиной остальное, отошла на пару шагов и поманила скотинку лакомством. Взгляд трошки метался между рукой госпожи ди Рейз и кузовом, пока у бедного животного не закружилась голова. Оно жалобно замычало, не понимая, почему над ним, столько лет горбатившим спину на ферме, теперь так изощренно издеваются.
— Вы это бросьте, леди, — сказал кто-то. — Совсем ведь животное замучаете.
Летиция оглянулась и обвела бездельников, сидящих на телегах, таким уничижающим взглядом, что остальные не посмели и рта раскрыть. Воцарилась мертвая тишина. В соседнем переулке жужжали мухи, описывая круги над помоями. Госпожа ди Рейз улещивала трошку нежными словами, потрясая морковкой. Задерганное животное, опустив голову, уныло ковыряло копытцем землю.
Чуть позже ульцескор догадался снять с трошки хомут и откатить телегу с овощами на обочину. Потом он положил обе ладони на массивный трошкин зад и принялся толкать ее вперед, упираясь ногами. Никто не вызвался ему помочь, а скотина шлепнула его хвостом по губам — видно, из чувства признательности. Ланн, отплевываясь, отошел.
— Ну, все, — сказал он.
И достал клинок, блеснувший на солнце. Люди ахнули, предвидя кровавую развязку, а Летиция предупреждающе схватила ульцескора за руку.
— Что ты делаешь? — зашипела она.
— Я только подтолкну ее немножко, — объяснил Ланн. — Ничего криминального. Сама увидишь. Ты главное протягивай морковь.
Девушка встала там, куда указывал Ланн, а он размахнулся и плашмя ударил трошку клинком по крупу. Магическое прикосновение стали сделало то, чего не смогли добиться увещевания и ласки. Взбрыкнув от неожиданности, трошка совершила скачок вперед, невообразимый для ее веса и комплекции, затем повела головой и с удивлением обнаружила отсутствие хомута. Пьянящее ощущение свободы вскружило ей голову. Мутным взглядом трошка посмотрела на Летицию с морковью в руках, громко втянула воздух в ноздри, дернула задними ногами и с радостным мычанием помчалась вниз по улице.
Владелец животного вышел из гостиницы и огорошено замер на месте, уставившись на одинокую телегу на обочине. Спустя полминуты он повернул голову и заметил трошку, скачущую в облаке пыли. Нервно сглотнул. Мальчик, который привел владельца, негромко хихикнул, рискуя навлечь на себя гнев хозяина. Еще немного — и начнут искать виноватых, а платить еще и за беглую трошку, с которой Ланн собственноручно снял упряжь, ульцескору не хотелось. Он вовремя опомнился, схватил госпожу ди Рейз за руку, стряхнув морковки на землю, и поспешил скрыться из виду.
Они вернулись в гостиницу и доели холодные оладьи. Теперь Летиция мрачно сидела на кровати, притянув колени к груди. Ульцескор предложил ей приласкать котенка, которого притащил с улицы, но как только она протянула к животному руку, котенок зашипел и вырвался, до крови исцарапав Ланна.
— Ты же волчица, — произнес Ланн. — Я и забыл. — Перехватив угрюмый взгляд госпожи ди Рейз, он спросил: — Ну, хочешь, я буду твоим домашним питомцем?
— Правда, что ли?
— Нет, — улыбнулся он. — Я пошутил.
Ланн сел рядом с ней. Тронул девушку за плечо.
— У тебя что, эти дни?
— Какие? — Она покраснела. — Нет.
Уже не сознавая, что делает, Ланн привлек Летицию к себе и несколько минут прислушивался к стуку сердца в ее груди. После он собирался отстраниться, но девушка спустила ноги с кровати и судорожно вцепилась руками в его куртку. Ланн медленно отцепил ее пальцы, один за другим, стиснул в ладони ее руку, чувствуя, что начинает задыхаться от волнения. Летиция не решалась поднять глаза на ульцескора, наблюдая за бешено пульсирующей жилкой у него на шее.
— Ты хочешь, чтобы я это сделал? — спросил Ланн.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да.
— Это ничем не закончится. Нам придется расстаться. И я — или ты — ничего не сможем с этим поделать. — Пусть в контракте и значилось 'на неопределенный срок', что подразумевало вечный эскорт, он должен был это сказать. — Как с той жрицей в моем сне. Останется только пепел.
— Даже если так, мне все равно, — глухо произнесла Летиция.
— Тиша, я ведь безобразный.
Она подняла к нему хорошенькое лицо, пышущее румянцем, мягко коснулась пальцами сеточки шрамов на его щеке. Эта девушка делала Ланна слабым, делала таким, каким он никогда не хотел быть.
— Нет, — сказала Летиция. — Вовсе нет. — Затем она попросила, очень тихо: — Пожалуйста.
Ланн наклонился и поцеловал ее. Один лишь раз, решил он, я всего лишь возвращаю ей тот поцелуй, который она подарила мне; одно проявление слабости, и я навсегда перестану думать о ней как о возлюбленной. Но губы Летиции оказались удивительно отзывчивыми, а тело подрагивало от удовольствия, и вопреки воле рассудка Ланн продолжал ее целовать, крепко прижимая к себе.
Нехотя оторвавшись друг от друга, они долго сидели молча. Солнечный свет за окном померк, ульцескор поднялся с кровати и, не глядя на Летицию, произнес:
— Поехали отсюда.
Собрав вещи, Ланн забрал из конюшни лошадь, а потом велел госпоже ди Рейз сесть спереди, несмотря на ее слабые протесты. Они ехали по петляющей дороге меж одинаковых серых домов, и ему не хотелось думать ни о чем, кроме ветра, бьющего в лицо. Одной рукой Ланн обнимал девушку. Летиция держалась за луку седла, и не накрыла его ладонь своей, хотя он рассчитывал на это. Случившегося не скроешь. Шайна-Ламех, Вираго со способностью читать чужие мысли, заглянув в голову Летиции, может стать свидетельницей их поцелуя. Расскажет ли Шайна об этом? Ланн сильнее стиснул поводья.
Миновав большой придорожный рынок и несколько поселков на окраине Кьета, они ехали по пустому тракту, пока солнце не начало клониться к закату. Ланн спешился у указателя, соскользнув с коня, Летиция повернула голову и любовалась оранжевым заревом на горизонте. Ульцескор тронул лошадь, заставив девушку покачнуться в седле.
Блук выглядел менее цивилизованным, чем Кьет. Здесь преобладали бревенчатые домики с дерновыми покровами и низкие изгороди, увитые плющом, на веревках колыхалось белье, вывешенное на просушку, по дворам носились куры, выискивая в траве зерно, сторожевые собаки вовсю облаивали путников, пытаясь выслужиться перед хозяевами. Немногие горожане сновали по своим делам, изредка бросая на приезжих любопытные взгляды.
Ланн остановил смышленого на вид паренька, ловко подставив ему подножку. Парень растянулся в пыли и разразился отборной бранью. Ульцескор протянул ему медяк, чтобы как-то загладить свой проступок. Тот поколебался и взял монету.
— Мы ищем Морвену, — сказал Ланн.
— Не знаю такой, — сказал подросток, пробуя монету на зуб. — Описать можете?
— Тонкое лицо, светлые волосы, почти белые, все время сутулится, — с готовностью произнесла Летиция. — Ходит в темном балахоне до самой земли.
Тут мальчишка заметил ее алый плащ, и его взгляд прояснился.
— А, так вы за ведьмой явились? Поздно приехали.
— Не понял?
— Ее казнят на площади. Не видите, что людей нет? Народ пошел поглядеть, как ведьму жечь будут. Говорят, она женщину отравила, — затараторил он, — и ее, и ребенка. Вот такая история.
Ланн с Летицией переглянулись.
— Где площадь? — быстро спросил ульцескор.
— Во-он за тем поворотом, — показал мальчишка.
Ланн вскочил в седло позади девушки и пришпорил коня, пуская его в галоп.
Глава 7
Теплый ветер ворвался в окно и шевельнул страницы дневника, лежавшего на пыльном столе среди стеклянных флаконов, пучков травы, порошков в скомканных бумажных пакетиках и россыпи камешков разной формы и цвета. Длинная, плоская ложка для помешивания служила закладкой. Почерк владельца дневника был твердым, с сильным нажимом, буквы походили на маленькие, угловатые крючки. Кое-где на бумаге виднелись чернильные пятна. Вверху страницы был какой-то рецепт, а чуть ниже значилась дата: шестое мая, воскресенье.