На руках у цирвадов по четыре пальца. В редких случаях бывает и пять, но это аномалия, которую соплеменники чураются и боятся. А вот белокожесть и особенно альбинизм цирвады нарекли поцелуем Неба–Араксы. Тех, кто имеет светлую кожу и голубые зрачки – почитают за святых духов в тленном обличии. Особенно это касается тех, кто не обделен высоким ростом. Так, как цирвады никогда не покидали Великий Лес и о Соединенном Королевстве либо не знают, либо почти ничего не знают, то их редкие встречи с людьми – целое событие! Моих «бледных» соотечественников принимают за сынов и дочерей богини Неба–Араксы – супруги Медного Бога, именуемой Госпожой. Серэнити, к слову, сошла бы за саму Неба-Араксу. Из–за этого немаловажного фактора мы, стегающие коней в Шамсундоль, уже заочно как бы добились уважения и даже пиетета цирвадов.
Социальный строй цирвадов без всяких изюминок. На верхушке лестницы любого племени сидит царь, под ним духовенство, потом – дружина царя и «знатные», затем все остальные. Цирвады доживают до сорока–сорока пяти лет, что по меркам Великого Леса не так уж и мало. Эти гуманоиды презирают Хрипохор и открыто выражают к нему свое презрение. Их вера зиждиться на восхвалении двух демиургов – алебастровой, тонкой и изящной Неба–Араксы – покровительницы Звездного Купола и Солнца и ее мужа – Медного Бога – метафизического гиганта–колосса, который в Судный День заберет цирвадов под землю.
Но почему же все–таки обитатели Шамсундоля, Шазбармаха и Ютри, не жалуют Хрипохор? Все потому, что божественные супруги – Неба–Аракса и Медный Бог, по рождению Стихии, не стали Богами–Идолами! Их оскорбили и унизили! Как? Об этом через три секунды! Вследствие непримиримости культов цирвадов и живорезов, первым приходиться постоянно вести войны, что, в принципе, их не расстраивает – трофей есть трофей, а тролль на вкус почти не отличается от той же кабанины. Единственные к кому цирвады относятся особенно – это оморы. Вот их цирвады готовы убивать всегда и везде. Оморы тоже в этом не отстают. Чем больше рожек болтается у омора на шеи, тем он более достославен в своем окружении. Почему между оморами и цирвадами такая неприязнь? Пришло время для «трех секундочек»! Все из–за Медного Бога и Кхароторона. Среди знатоков, посвященных в шаманизм Хрипохора, установлено правило, гласящее, что кхатры – бестии–псины с алыми языками и огненным дыханием, выведены Кхаротороном, но по убеждениям цирвадов все было не так. Что никто кхатров не создавал. Что Медный Бог, блуждая по огненным туннелям в чреве земли, наткнулся на щенков кхатров. Они так понравились Стихии–Богу, что тот взял их с собой наверх. А что же Кхароторон? Когда Медный Бог спал, он похитил кхатров, в тайне приручил их и показал Дроторогору. Тогда Властелин Богов–Идолов присоединил Кхароторона к Хрипохору, а Медного Бога, доказывающего, что кхатры – его, осмеял и закинул в глубокую котловину, как раз-таки под Замгламзави. Там, потехи ради, Дроторогор приковал Медного Бога к стене, обозвав его самым убогим и недостойным выкидышем Отцов и Матерей Стихий. Вроде так.
Марви, Тимфи и Гонория покорно несли нас на своих спинах к Шамсундолю уже вторые сутки. Оставив руку Дроторогора далеко позади, мы отделались от ее влияния и, наконец, вздохнули свободно. Злоба, грубость, вспыльчивость оставили нас. Как будто бы пелена спала. Мы улыбались, всячески помогали друг другу и даже по–глупому подшучивали. Могу сравнить свои чувства с затяжной депрессией и пограничным психозом, с заболеваниями, которые потом вдруг – бац, и сгинули единым часом. Я выкарабкался! Я излечился! Я поправился! Осознание того, что Бог–Идол, нецелый, не весь, а лишь одной свой рукой способен извратить ум и заставить служить себе – гадко и тошнотворно. И это за какой-то небольшой отрезок времени! Если бы мы путешествовали с обрубком Дроторогора, к примеру, месяца два–три, то точно бы не выполнили свою миссию – конфликты внутри компании привели бы к убийствам, а последнего выжившего – к самоубийству. Я изумляюсь тому, что Лютерия Айс, взявшая нести руку Бога–Идола, еще не умерла. Но, как заметила Настурция и сказала Лоргварзабараз, это случится очень скоро… Магистр Ордена Милосердия, отдавшая свое здоровье и молодость на борьбу с Хрипохором, для меня есть идеал самоотверженности и безграничного альтруизма. Я часто повторяю себе это, но только потому, что по достоинству оцениваю великий подвиг Лютерии Айс.
Впереди, а мы ехали по буковому чернолесью, стала вычерчиваться замшелая гора–исполин. Поднимающиеся из нее струи дыма охотно коптили собою перистые облачка. Шамсундоль походил собою на Зарамзарат и Трузд, с той только разницей, что у цирвадов в отличие от гномов я не приметил на периферии города никаких оборонительных сооружений. Если гору–столицу клана Надургх опоясывали дуги–стены, по всюду вздымались смотровые башни и ждали своего часа баллисты, то здесь ничего такого не было. Впрочем, Шамсундоль не выглядел доступным. Глухой монолит зеленого базальта с редкими прорезями–оконцами и, отвесные, не дающие шанса за что–то зацепиться стены делали его для любого врага крепким орешком. Когда до Шамсундоля оставалось уже совсем чуть–чуть, я обратил внимание на еще две занятные вещи. На склонах горы, тут и там, у цирвадов были закреплены валуны. Для чего? Если разомкнуть сдерживающий их механизм, то они полетят прямиком вниз – на незадачливые головы тех, кто отважиться напасть на Шамсундоль. Предусмотрительно! Вторая особенность заключалась в том, что Шамсундоль как бы рос из пропасти. Вначале ты битый день спускаешься к нему с участка под уклоном в шестьдесят градусов, а затем направляешься ввысь, заведомо зная, что непосредственно перед городом–горой есть обрыв, и, если оступишься, поминай, как звали.
Альфонсо, а следом я и Настурция вступили в преддверие владений цирвадов. Мы не понадеялись на лишь на свою светлокожесть, но применили магию, которая заставила нас блистать подобно морскому жемчугу. Разумеется, о том, что к Шамсундолю спешат такие необычные всадники, в нем быстро прознали. Трели и свист, а также блики солнечного света – знаки, подаваемые ручными зеркальцами, цепочкой сообщали соглядатаем о нашем продвижении. У циклопического моста, с вырезанными ограждениями–балюстрадами, нас затормозили. Около тридцати цирвадов в броне из коры железного дерева – экзотического, прочного, как бронза и неподдающегося пламени кедра, без всякой агрессии, но настороженно выставили «дикобразом» свои короткие, но оточенные пики. Но как нам понять язык цирвадов, а им – наш? Об этом позаботилась Настурция, но если быть прямо уж дотошным, то Бертран. Валуа, частенько мотающийся по заданиям Магика Элептерум, не раз и не два наведывался к колдунье Ильварета (не то, что Альфонсо и Эмилия), привозя ей разные забавные вещицы. Некогда