Вот оно! Держи и спасибо не говори! Это бесплатно! Так заботятся обо мне Высшие Силы? Видимо, Они думают, что мне нравятся неприятности. При встрече надо Их как-то разубедить.
Продвигаясь по рукотворному туннелю, я неожиданно увидел «То», что увидеть собирался в последнюю очередь. Однако на раздумья о том, что такое это «То», которое несомненно было «Тем Самым», секундочек у меня не осталось. Я, а вместе со мной и Настурция с Альфонсо, занялся борьбой с самим собой. Если зимний шторм на Кристальном Одиночестве навеял мне воспоминания о Пике Смерти и его владычице Эмириус Клайн, как я уже недавно упоминал, то та закостенелость, что сейчас поразила все мои члены, отображала собою волшебство–близнеца Тауруса Красного Палача. Тогда я так же «дубел». С одним отличием: ноги мои ныне продолжали идти. Когда они все–таки встали, как вкопанные, произошло следующее: Во–первых, Лик Эбенового Ужаса, Альдбриг, Клюква, Резец и Щавель вырвались из наших рук, и опали одной грудой между нами. Во–вторых Лютерия Айс и ее конь Барон подошли к груди… К чьей груди? Дракона. До сего момента, я имел честь лицезреть только одного дракона – Фарганорфа – гальванизированного костяного лича, колоссально-огромного трансцендентного чудовища. Фарганорф, младший брат Фисцитрона Венценосного, Старейший Вирм Севера и Искривитель Реальности внушал страх и трепет лишь одним своим видом – древним, грубым и катастрофически могучим.
А этот дракон… От него веяло чем–то другим. Всемогуществом тоже, да, но не лихом. Он был старым-престарым. Это я сразу смекнул. Древним, как сам Мир. Вероятнее всего, он происходил из того же выводка, что и Фарганорф, Фисцитрон, Кунглонд и Ольфирндбаль. По цвету дракон был неоднороден. Оттенки его чешуи варьировались от синего до бледно–голубого и белого. Такое разнообразие тонов я склонен был счесть за седину. Вполне, что раньше, хм, так скажем, где–то три или четыре тысячи лет назад, вирм был полностью синий. Потерял пигмент, бедняга. Впрочем, броня у дракона своей стати не лишилась. Щиты–пластины, подогнанные одна к одной, не обнаруживали в своих стыках ни трещин, ни каких–то иных, малых или уж тем более больших просветов. Одежка–комбинезон, застегнутая на все пуговицы! У-у-у-у! А Когти? Когти – это отдельное дело! У дракона их было, как и полагается, по пять на каждой морщинистой лапе. Изогнутые, толстые, способные проломить крышу замковой башни, острые и хваткие, но вместе с тем ловкие и практичные, они, как опаловые клинки и, нутром чую, что красота их смертоносна.
Так как дракон был повернут ко мне в пол-оборота, я прекрасно рассмотрел его спину. Целиком состоящая из мускулов, она, с внушительным шипом на каждом позвонке, крепила к себе два кожистых крыла. Я бы сравнил их с парусами. Серые и жилистые, с сетями вен, сейчас они были сложены гармошкой, но случись им расправиться, без всякого сомнения, они бы накрыли базарную площадь среднего размера. Хвост! Он, как и у кошек, здесь являлся продолжением позвоночника. В длине не уступающий дереву из Леса Скорби или Великого Леса, он фут от фута сужался и оканчивался набалдашником–пикой, заточенным, как секира у гнома. Ну, и к главному! К голове на вытянутой шее! Морда дракона – это нечто! Если у Фарганорфа она была без всякого выражения и мимики (голый череп с красными глазницами–фонарями), то здесь все обстояло иначе. Суженные веки, а под ними малиновые глаза, впалые щеки, припрятанные под губы зубы–мачты – все же они еще как вылезали за пределы челюсти, и это было жутко, оттопыренные уши с кисточками, выпирающие надбровные дуги, клиновидный раздвоенный подбородок – как-то оно так. Не знаю, как Альфонсо и Настурция, а я все эти примечательности морды списал на плохое настроение дракона. Мне почему–то казалось, что у его физиономии в запасе есть и более миролюбивые выражения. Из прорезей носа вирма курился сизый дымок. Мой мозг накидал зарисовку о драконе за «тройку морганий». За них дракон успел внимательно осмотреть нас, глубоко вдохнуть и выдохнуть. Из его пасти выплеснулся пожар индигового пламени. Оно поглотило Лютерию, обратив ее и Барона в прозрачный куб льда – этакая статуя, вытесанная скульптором. Дракон аккуратно подцепил лапой свое «произведение искусства», передвинул влево, а потом, устало положив голову перед собой, уставился на нас троих.
– Угумлунд, – рыкнул дракон слово-заклинание.
Чары, сдерживающие меня в раболепном оцепенении, тут же спали. Будь я поглупее, то нагнулся бы сразу к лежащему у сапог Лику Эбенового Ужаса. С ним можно было бы попытаться отомстить за Лютерию! Но я, как и Альфонсо с Настурцией, глупым не был, поэтому так не сделал. Дракон мог легко заморозить нас всех, однако не стал. Логично предположить, что он не боялся наших гневных потуг – какой вред ему могут нанести мушки? Да что там о нас? Тут и целая армия рыцарей–плютеранцев погоды бы не сделала! Так, дунуть–приморозить, растереть–прихлопнуть! Дракон прекрасно понимал, что мы собою представляем и какие риски несем. Никаких! Малиновые глаза, бесконечно мудрые и всеведущие, поведали вирму все о наших возможностях и потенциале.
– Люди, – прогрохотал дракон на безукоризненном языке Соединенного Королевства. – Вы несете с собой десницу Дроторогора! Бога–Идола, которого мой род проклял еще на заре своего существования! Зачем она вам, исчадие Зла?
Глотая тугой комок в горле, я отважился ответить:
– О, великий дракон! Лапа указывает нам путь к тому, кто отсек ее от своего хозяина – Дроторогора. Мы хотим разыскать принца эльфов Легию, чтобы заручиться его мечом – Филиринилем. Бог–Идол вновь вернулся в наш мир, и только Филириниль способен изгнать Дроторогора обратно за Грань Вселенной.
Вирм сузил свои удивительные малиновые глаза. Они мигнули затаенным огнем и вновь потухли углями.
– Я вижу, что ты не врешь мне, маленький человек. Это хорошо, потому что иначе я бы уничтожила тебя. Ваше желание мне нравится. Оно достойно того, чтобы я и дальше вела с вами речь. Я, Лоргварзабараз, знаю о возвышении Хрипохора. Но приход Дроторогора и Богов–Идолов сейчас заботит меня меньше, чем личная проблема. И я повелеваю вам ее решить…
Лоргварзабараз разразилась пламенным кашлем. Да таким сильным, что с потолка посыпались сталактиты и вечная наледь. Один из них едва не пропорол мне бедро, а другой чуть не проткнул всклокоченную макушку Настурции.
– Ты отправляешь нас на задание? – спросил Альфонсо.
Хоть и вида не подал, но он, как всегда, разволновался. Дельторо, тут уж точно есть, из–за чего нервничать! Не на пустом месте ты мнешь сейчас свои кулаки! Я сам струсил и трясусь, как осиновый лист! Одна Настурция не проявляла признаков страха. Может. она сегодня ослепла? Сразу на оба глаза! Или выпила винца украдкой? Здесь