всего, пока я лежала без сознания посреди леса, мне снова что-то вкололи. Бежать!
Резко срываюсь с места, на ходу скидывая тяжелую мокрую куртку, рука отзывается резкой прокалывающей болью, на мгновение теряю ориентацию, но ноги продолжают нести меня вперед.
Если бы мне только хватило ума и смелости остаться рядом с Ником. Может, я сейчас и не бегала бы по лесу неизвестно от кого. Перед глазами всплывают странные серые образы моих преследователей, люди не могут так выглядеть, человеческие фигуры имеют объем, а эти — совершенно плоские. И голоса у них странные, наполовину живые, словно кто-то говорит одновременно с радио. Они жестоки, они хотят поиграть со мной, как кошки с пойманной мышью. Да, я для них не более чем приманка. С моей помощью они надеются поймать более крупного зверя. А что, если мышь не хочет, чтобы этот зверь попался в лапы котам?
Гата! Какие коты, какие мыши? Смотри вперед, беги! Темно, слишком темно вокруг, почему никак не наступает утро? Даже маленький, крошечный луч серого света спас бы меня… Земля, усыпанная опавшей листовой, начинает уходить под уклон. Я уже не могу бежать так быстро, как хотела бы. Дыхание сбилось, оба бока разрываются от боли, про руку стараюсь не вспоминать. Преследователей не слышно. Не думаю, что они отстали, скорее, притаились и выжидают. Они не дадут мне уйти. Эта мысль стучит в голове вместе с ударами сердца.
— Выходите! — кричу я в темноту леса, остановившись перед глубоким темным оврагом. На его дне что-то копошится и иногда поблескивает золотистыми мелкими глазками.
— Она играет с нами! — расхохотался женский голос. — Посмотрите на неё! Она думает, что может играть с нами!
— Агата, — зашелестел бархатный голос, подбираясь к моему горлу. Да-да, я чувствую, как он взбирается по моей ноге, обжигая своим дыханием, ползет, цепляясь за свитер, и хватает за горло. Я не могу дышать. Мне некуда бежать.
— Ей уже не страшно! — недовольно пробурчал ещё кто-то, я не помню этого голоса.
И прежде, чем я успела что-либо понять и испугаться снова, из-за деревьев раздался оглушительный выстрел, огненное облачко добралось до моей больной руки и пролило на неё что-то горячее, липкое. Запахло паленым. Не чувствую боли. Если бы в меня выстрелили, я бы ощутила боль. Но мне в нос лезет только противный запах опаленной шерсти и плоти.
Второе огненное облачко мгновенно добралось до моей правой ноги. И снова не чувствую боли, только нога как-то неестественно подкосилась и согнулась, я падаю на здоровую ногу, но с трудом удерживаю равновесие, потому что опираться приходится на противоположную руку. Опускаю голову — на листву под ногами что-то капает, черное, похожее на смолу. И запах, этот ужасный запах. Кажется, я знаю, что льется из моей руки… Это кровь. И привкус у неё точно металлический.
Шагах в ста от меня, может, больше, зажигается белый прожектор. Он выхватывает из темноты стволы деревьев, кусты, поваленные трухлявые остовы. На его фоне я вижу пять застывших фигур, глаза слезятся от слишком яркого света, но я точно знаю, что это те самые образы, которые подтолкнули меня к побегу из гостиницы. Они всё ещё странно-плоские, серые и размытые. Самая крупная фигура отделяется от остальных и медленно идёт ко мне.
Внезапно всё моё существо прекратило сопротивляться грядущей смерти. То, что меня убьют, я уже не сомневаюсь. Обидно, что столько мучений пришлось пережить. Но чем ближе серая фигура, тем меньше во мне уверенности в том, что я готова к смерти. Нет, я слишком сильно хочу жить, я раскаиваюсь во всём содеянном. Что будет с Ником, когда он узнает? Странно, но в этот момент, скованная ужасом, я думаю о священнике. Хочу в последний раз увидеть его, просто увидеть. Мне даже кажется, что я чувствую его запах…
Что-то с силой ударило меня по лицу, что-то жесткое и мокрое. Моя голова запрокинулась, и я покатилась в овраг. Последнее, что помню — горячечное дыхание какого-то зверя у себя на шее. А дальше — темнота, из которой вырывается одинокий луч света.
Глава 13. Тепло твоих рук
Я долго лежу и смотрю на луч света. Надо бы встать, и пойти к источнику, но мне так хочется спать. Ужасно сильно клонит в сон, хотя ощущение такое, будто я только что проснулась. Проверяю руку и ногу — они целые и невредимые, даже не мокрые от крови. Странно. Может быть, всё это мне приснилось? Шарю ладонями вокруг себя, подо мной твердый, скорее всего деревянный, пол. Значит, точно приснилось. Только почему я лежу на полу в полной темноте? Упала с кровати, пока спала?
Здесь темно, зато тихо и сухо. Где я? Эта комната напоминает мне что-то, о чем я уже успела позабыть. Точно, по форме она повторяет мою комнату в нашей с Ником квартире. Опять ничего не понимаю. Я больна, у меня жар, чувствую до сих пор. Могло ли случиться так, что не было никакого побега? Стараясь не шуметь, иду на свет. Глаза слезятся, я прикрываю их ладонью.
Свет льется из кухни, я слышу голоса: один из них точно принадлежит Ивану, а второй… У меня задрожали коленки и перехватило дыхание. Там Ник! Мой Ник! Вбегаю на кухню и застываю в недоумении и ужасе: на нашем огромном обеденном столе лежит труп. Ник с каким-то остервенелым выражением лица орудует кухонным ножом, иногда посмеиваясь и комментируя происходящее. Иван тоже смеется, он сидит поодаль и начищает до блеска массивный черный пистолет.
Я силюсь сказать что-то, но не могу. Всё, что я вижу, не может быть правдой. Не должно! Нет! Ник поворачивается ко мне и с невероятно доброй улыбкой протягивает нож. С его рук капает кровь, я четко слышу, как капли падают на стол, на пол и этот звук сводит с ума. Как завороженная подхожу ближе, беру нож из рук священника и не знаю, что делать с ним дальше. Чего он хочет от меня?
Этот глубокий, слишком откровенный и чистый взгляд пугает меня даже больше, чем всё то, что происходит вокруг. Сколько раз я смотрела в глаза своего любимого священника, сколько раз искала там спасения, забывая о том, что его самого тоже кто-то должен спасти. Если я сейчас сдамся, то никто и никогда не сможет спасти Ника.
Что? Какое спасение?
Мои руки снова отказываются двигаться, судорогой сводит раненую ногу. Да, точно, в меня стреляли. Нож падает, звонко