«всё сам» с нуля – эти наивные байки, конечно, оставим наивным легковерным простофилям. Так в реальном мире не бывает. Есть, конечно, и блат, и связи, и надёжная «крыша», и всё это играет, естественно, немалую роль, но и мозги с предприимчивостью тоже. Без них – не тот будет результат, совсем не тот, и из обычного рохли, пускай даже и трижды блатного, никто настоящего олигарха делать не будет. С нашим же современным послезнанием, помноженным на практически полное отсутствие античной зашоренности, этот античный мир – поле непаханое. Куда в нём ни глянь – ну почти везде можно что-то эдакое придумать и внедрить, до чего тутошние хроноаборигены или не додумались, или не оценили по достоинству, сопоставив с другими разработками и сообразив соединить их вместе для получения небывалого качественного эффекта.
Взять хотя бы Кольта – ага, того самого, который «сделал людей равными». Для простоты включим дурака и закроем глаза на то, что не он был настоящим изобретателем шестизарядного «уравнителя шансов», а совсем другой, мало кому известный оружейник, продавший ушлому полковнику своё изобретение за сущие гроши. Ну, если верить Жуку. Хрен с ним, с тем оружейником, для нас это не столь важно, раз положено изобретателем револьвера считаться Кольту – пускай будет Кольт. Но только вот что «он» изобрёл, если разобраться непредвзято? Несколько зарядов во вращающемся барабане были изобретены задолго до него. И ударно-кремнёвые образцы имелись, и колесцовые, и даже фитильные. С шестнадцатого века существуют прототипы револьверов! С того же шестнадцатого века известны и нарезные стволы. Капсюльное воспламенение заряда – как минимум с самого начала девятнадцатого века, если не вспоминать об ударном составе Корнелиуса Дреббеля и считать только то последнее изобретение, которое в итоге и внедрилось, то и с ним тоже как-то без Кольта обошлись. Да и храповой механизм, обеспечивающий поворот барабана при взведении курка, сильно подозреваю, тоже ещё до Кольта был известен, пускай даже и не в оружии. И что тогда, получается, сделал этот великий гений? Да просто кучу чужих изобретений вместе скомпилировал, получив качественный эффект. Надо для этого быть семи пядей во лбу? Да ни разу! Нужна для этого какая-то суперпродвинутая наука? Тот же револьвер, сдаётся мне, без дифференциального и интегрального исчислений изобретён. Подозреваю, что и без тригонометрии. Для целой кучи изобретений нынешнего античного уровня науки более чем достаточно.
Да и самих античных изобретений тоже существует уже не так уж мало. Просто знать о них нужно, да руки иметь выросшими из того места, да соображалку природную, да мозги незашоренные. Вот незашоренные мозги – не поддающиеся зашориванию – это и есть главная и ценнейшая особенность нашей низкопримативной породы. И чтоб я вот её, да на сиюминутные бананы и на сиюминутный ранг в обезьяньем стаде сменял – ага, щас, ищите дурака! Не говоря уже о том, что о какой жене я уж точно сроду не мечтал – так это о стерве и шлюхе. От такой же примерно, но зато русской и вполне современной Юльки я отбрыкивался уж всяко не ради финикиянки Мириам – ну какой смысл был бы мне менять шило на мыло? Поведение она своё пересмотрит – кого нагребать хочет? На хрен, на хрен, пусть другие такого рода эксперименты на своей собственной жизни и на своих потомках ставят, а мы и на чужих ошибках учиться умеем.
Я все-таки не Чингачгук и не Гойко Митич, и кое-что по моей физиономии эта Мириам таки углядела. Что-то она, пожалуй, даже и поняла – но исключительно со своей, конечно, обезьяньей колокольни.
– Ты хоть знаешь хотя бы, кто мы такие? Мы, Тарквинии, – царского рода!
– Моё почтение, – проговорил я безо всякого энтузиазма, чем уже окончательно вывалил её в осадок…
Откровенно говоря, никакой Америки она мне этим не открыла. Уверенности у меня, конечно, не было, но подозрения имелись давно, и их я тоже, само собой, учитывал. Всё-таки историей я в своё время увлекался нехило и знал по ней несколько больше куцей школьной программы. Тарквиний Гордый – именно так и звали самого последнего из тех ещё дореспубликанских римских царей, изгнанного римской аристократией. И династия – по мнению большинства историков – была этрусского происхождения. А для того, чтобы личное имя какого-то предка стало родовой фамилией, этот предок должен был быть как минимум чем-то знаменит. Кроме Тарквиния Гордого известен ещё его дед или прадед – Тарквиний Приск. И всё, больше никаких Тарквиниев наша история не знает. Разумеется, это вовсе не значит, что совсем уж не было никаких других, но вот в известной истории зафиксироваться они как-то не сподобились. А времена ведь были вполне исторические, летописные, и уж крутые-то знаменитости, тем более – монархи, в историю попадают. Не все со славой, не все с почестями, но все в ней так или иначе увековечены. А с царским происхождением в этом мире не шутят, тут за такой базар спросят, и строго спросят. Не поощряется тут самозванство.
Ну и что это значит для меня? С одной стороны – лестно, конечно, чего уж тут душой кривить. Да только ведь и с этой колокольни для меня-то рулит прежде всего чисто биологическое происхождение, а с этим и у Велии дело обстоит ничуть не хуже, чем у той Мириам. Законная, незаконная – это ведь только с точки зрения официального права на фамилию значение имеет, но бабы, выйдя замуж, свою фамилию меняют, и их дети носят фамилию отцов. То же самое касается и династических прав, которых не будет ни у детей Велии, ни у детей Мириам. Не будут они уже считаться Тарквиниями ни у той, ни у этой. Степень официальной близости к роду – это да, тут какая-то разница есть – в теории. А на практике – ну каковы шансы «досточтимых» Волния, Арунтия или Фабриция заделаться «великими», то бишь взгромоздить свою задницу на римский или какой иной престол? Если реально, то ноль целых, хрен десятых. Даже просто взгромоздить на какое-то время, не то что удержаться. Соответственно, и на министерский пост в ихнем правительстве мне рассчитывать не приходится. Родство с ними лестно, почётно, престижно, но и только. А с другой стороны глянуть, с учётом нашего послезнания – такой престиж может запросто и боком выйти. Впереди ведь на века господство Рима, а римляне нынешние – фанатичные республиканцы. Паранойя у них на этой почве. Даже к своим – Сципиона вон в Испании союзники-иберы царём провозгласили, как прежде карфагенских Баркидов,