И пожизненный конвой. От этого уже не деться. Не так плохо, как требуемая людьми смерть.
Вот только человек в рясе с капюшоном так пока и остается неузнанным. К нашему разочарованию, Ам-Рес не слышал о нем ни до встречи, ни после. Они больше не виделись. Кто он? И чего по-настоящему желал? Воспользовался чужим горем или действительно хотел так помочь?
Главное, теперь окружить Ам-Реса заботой и дать понять, что он больше не один. Помочь пережить то, что натворил сам, разделить жизнь на части. Та, где его роль была злодейской — это практически не он. Кто знает, какими бы мы сами были, лишись мы чувств и всего светлого, что делает нас «людьми»?
Что касается меня с Фалем, то муж — неизменная моя отдушина. И в горе, и в радости он всегда рядом. Кажется, с каждым годом наши чувства все крепче, а связь все прочнее. И нет, я не про ментальную, сотворенную клятвой, что он некогда мне принес, а именно про эмоциональную. Мы понимаем друг друга без слов, чувствуем один одного на расстоянии и растворяемся в нашем собственном мире. Давным-давно у меня появилась привычка перед сном, лежа у любимого под боком с закрытыми глазами, мысленно благодарить богов за все, что у меня теперь есть. Мне кажется, я самая счастливая из женщин.
А еще мечты продолжают сбываться — к нам прибилась арра. Совершенно внезапно одним ранним осенним утром заявилась в наш двор из леса, всполошив шорсов, и осталась жить. И, надо сказать, она страшно полюбила Фаля. Вот уж настоящая кошка. Любительница пробираться ночью через открытую форточку и вытягиваться на всю длину между нами с мужем в постели.
Иногда я слышу посреди ночи, как мой эльф приподнимает голову, обнаруживает кошку и падает головой обратно на подушку. Правда, затем хитрюгу сразу спихивает с грозным шепотом:
— Уйди, шерстяной комок. Здесь должна быть моя жена, а не ты!
Однако кошачий окорочок непреклонен и весьма постоянен. Каждую ночь скребется в двери или закрытую форточку в одно и то же время, как по часам.
Мы счастливы. Только я жду момент сделать нас еще счастливее.
Подбираюсь к любимому со спины, пока он во дворе чинит вольер Амато. Кусачина нехило вырос и Фаль смастерил ему новое жилье. Вот только наше горе луковое все равно возвращается в свой «детский» вольер, совершенно не помещаясь в нем габаритами. Приходится ремонтировать.
— Что делаешь? — игриво спрашиваю я, обнимая полуобнаженный стройный стан любимого. Щекой прижимаюсь к теплой спине, но вскоре оказываюсь в кольце его рук.
— Вырезаю руну стойкости, — поясняет эльф, сладко целуя меня в глаз и выпуская из рук. Довольно улыбаясь, я шагаю в сторону и усаживаюсь на деревянную лестницу, приставленную к стене дома. — Вдруг поможет, и в следующий раз вольер продержится дольше?
С минуту я продолжаю наблюдать за действиями своего мужчины, пока он не завершает вырезать клинком сложный рисунок на доске. Улыбка растягивается все шире и шире, но я стараюсь быть сдержанной.
— М-м, любимый, а ты не помнишь, куда мы кроватку Марка дели? Она такая добротная была, ты со всей душой делал.
— Кроватку? — дроу поднял голову, на мгновение задумавшись. — Кажется, припоминаю. А зачем тебе?
Всего секунда проходит до момента, когда взгляд моего дроу меняется на понимающий. Он молча смотрит на меня, а на лице отображается такой коктейль эмоций, что спрашивать у него что-то просто нет необходимости.
Счастливо улыбаясь, всеми силами стараюсь не рассмеяться. Лишь головой киваю, подтверждая его догадку:
— Надо достать.
Я знаю о его страхе за меня, но и чувствую, что наше желание едино. Теперь я сильнее и опытнее, что может стать на пути моего желания сделать моего мужчину еще более счастливым? Правильно, ничто.
— Mo are, areaya, — шепчет он, бережно целуя меня в лоб в своих объятиях. — Единственная моя.