Наш малыш так вырос. Теперь днями пропадает во дворце с Геррионом, скрывая свою настоящую личность. Очень узкий круг лиц знает, что он наш с Фалем сын. Для всех принцесса с ее мужем остаются, естественно, бездетными. Я хотела объявить его своим воспитанником, но Геррион поостерег, сказал, что мальчику не нужно такое внимание придворных. Для всех он — лучший друг наследного принца Рагдара. В свое время, возможно, он станет такой же правой рукой Рагу, как и Саверий Герриону сейчас. К слову, развивать его магический потенциал так же взялся Саверий. Сказал, что у Марка есть талант.
На протяжении долгих десятилетий Геррион не отступал от попыток снять ментальный блог с сознания Ам-Реса. Никто подумать не мог, что магический заслон окажется столь крепким. Немало сыграло роль, что сам носитель не желал идти нам на встречу. Сознательно выбирал смерть, нежели содействие, будто память его скрывала тайны, ценнее его собственной жизни. Все это время он пребывал в самой защищенной и именитой темнице империи, откуда выбраться у него не было шансов.
Гер не раз менял подход, выстраивал сложные алгоритмы проникновения, даже пытался договориться с непокорным братом, но все было без толку. С его слов, таких мощных заслонов ему еще никогда не приходилось встречать и свойственны они лишь тому, кто блок этот принял добровольно. Другими словами, кто сам подпитывал его день изо дня. Мы все еще не знаем, кто приложил руку к его созданию.
День изо дня Геррион возвращался к Ам-Ресу. День изо дня из темницы слышались душераздирающие крики… И ни разу золотой лорд не сделал ничего, чтобы прекратить свои мучения. Словно не понимал, что все это происходит именно для того, чтобы его спасти. Влиятельная знать досаждала императорской чете с прошениями о незамедлительной казни сумасшедшего дракона и только резкое нежелание моего брата идти на поводу у них и следовать легком пути спасало золотому жизнь.
Он собрал группу высококвалифицированных ментальных магов, чтобы объединить усилия. Пытался подступиться к разуму Ам-Реса через меня. Дважды чуть не отправил его на тот свет, когда, казалось бы, успех был совсем рядом… Казалось, он был готов отчаяться.
Все изменилось лишь совсем недавно. По началу никто не верил, что может что-то получиться, но Саверий настаивал на том, что новый способ точно поможет нам сдвинуться с мертвой точки. Казалось бы, откуда ему взяться? Мы все перепробовали.
К этому моменту Ам-Рес больше не разговаривал. Даже смеялся беззвучно — жуткое зрелище. Я не делилась своими мыслями с Гером, но мне уже искренне казалось, что мы больше мучаем дракона, нежели спасаем его. Он не поддавался «лечению», оставил попытки сбежать, перестал принимать пищу естественным путем.
— Мой повелитель, — слышала я раз за разом на выходе из глухой камеры. — Услышьте нас, вам не спасти этого преступника. Отчего вы не желаете предать его справедливой казни? Ваш народ жаждет этого! Он столько невинных жизней погубил…
— Пошли вон отсюда, — изредка, но все же отзывался император. Такое случалось лишь тогда, когда по ментальной связи я чувствовала от него крайнюю степень отчаяния.
Однажды я готова была услышать утвердительный ответ.
В тот день тоже не было позитивно настроенных. И также больше не осталось в камере тех, кто мог сказать недоброе слово. Прикованный магическими цепями к лежачему креслу, Ам-Рес больше не открывал глаз. Лишь тяжело дышал, в перерыве от страшной пытки. Я не видела то, что мы делаем, уже иначе…
Геррион смотрел на брата устало, пытаясь привести собственное дыхание в норму. Страшная боль, что разрывала голову золотого после каждого вмешательства, отголоском всегда возвращалась ледяному дракону, как ведущему менталисту. Ни разу он не позволил разделить ее с кем-то еще и уж тем более не принимал моей помощи, как проводника.
— Снова провал… — опустил он голову, спиной прижимаясь к стене.
Я тоже уже едва стояла на ногах. В самом начале, когда я только присоединилась к команде и еще не так хорошо управлялась с силой, откаты были сильнее. Я часто теряла сознание, в кошмарах не могла избавиться от отрывков чужой печальной жизни. Чем больше мы узнавали о прежней закрытой от общества жизни Ам-Реса, тем сильнее сердце сжималось от боли.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мальчика превратили в монстра даже не родные. Он сам. До последнего оставался чистым добросердечным драконом, но что же произошло потом? Это воспоминание все также оставалось недоступным, но крайне важным. Геррион как заведенный твердил, что именно оно может оправдать все злодеяния Ам-Реса. Пусть вины с него это не снимет, но хотя бы люди не смогут быть к нему также жестоки. Не за что будет лишать его жизни.
Пусть многие и не согласятся. Семьи погибших никогда не простят его за содеянное.
— Мой повелитель, давайте попробуем по схеме, которую я объяснил вам утром, — без надежды на одобрение подал голос не менее уставший Саверий. — Если и это не поможет, то я сдаюсь. Ам-Рес как раз изможден достаточно, чтобы быть не в состоянии сопротивляться нам троим.
— Ты хочешь поджарить ему мозги? Это твой план? — бросил Геррион хмуро, принимая от меня флягу с холодной водой. До этого я не отказала себе в желании охладить лицо Ам-Реса смоченным платком.
— Такое чувство, будто два разных человека… — ни к кому толком не обращаясь, выдохнула я. Отвести взгляд от измученного золотого всякий раз было сложно. От обиды на него после того, как узнала о его прошлом, практически ничего не осталось.
— Значит, такова воля богов! — впервые за долгое время психанул наш жрец, отчего я удивленно обернулась на него. — Или сейчас, или никогда. Вам решать.
В камере воцарилось тяжелое молчание. Напряжение чувствовалось в воздухе и оседало камнем на сердце. Ужасающий риск, но может ли все это продолжаться дальше, или дворцовые рано или поздно все же добьются своего?
— Мы уничтожим его сознание, — спустя паузу все же ответил брат. Ожидаемый плачевный результат.
— Ну, вот, так и объявите всем этим просителям по его душу, — Саверий неопределенно махнул рукой в сторону выхода из камеры. — «Овощем» его жизнь все равно никому не понадобится. Если выживет, то хотя бы проведет остаток жизни не здесь…
С Геррионом мы вздохнули одновременно. Я отвернулась от мужчин, убирая волосы с лица бессознательного Ам-Реса. Его лоб вновь покрылся испариной и мне пришлось его промокнуть.
— Хорошо.
Голос повелителя прозвучал четко. Я подняла взгляд, не шелохнувшись. Саверий без слов занял свою позицию. Услышав приближение за спиной, обернулась, чтобы узреть сосредоточенный взгляд Герриона, направленный Ам-Ресу прямо в лицо.
— Помоги нам, наконец, брат, — прошептал едва слышно, а после резко подступил ближе.
Секунду поколебавшись, положила руку на запястье Гера. Раньше мы всегда работали через мой прямой контакт с Ам-Ресом, чтобы смягчить поток, уберечь его от агрессивных избытков чужой магии, сделать силу Герриона не такой разрушающей для него. Идея Саверия была рискованной, но как раз и заключалась в том, чтобы рассоединить цепочку, когда Ам-Рес будет практически между жизнью и смертью. Сейчас он не был на пороге, но совершенно без сил. Стоило попробовать.
— Я начинаю, мой повелитель. На счет три.
Тот день запомнил каждый из нас. Чужие воспоминания хлынули в нас потоком, никого не оставив равнодушным. Я много плакала в те дни, словно эти слезы были не мои… Будто накопленные за долгие годы, не могла унять боль к груди. Плакала до тех пор, пока оставались силы, спала, затем снова плакала. Тогда мы долго не могли покинуть с Фалем дворец, оставаясь под присмотром Саверия и других лекарей. Таким оказалось побочное действие, все это понимали.
Герриону достался гнев. Однако повелитель справился куда успешнее меня. Будучи лишь более резким и холодным с окружающими, он считал это лучшим исходом. Долгожданный успех окрылил его, хоть забот и прибавилось. Теперь предстояло хотя бы частично оправдать золотого, и добиться для него послабления с агрессивной стороны окружающих. Ам-Рес не одно десятилетие провел в темнице, возможно, получится обозначить это достойной расплатой ввиду его ситуации?