– Тише-тише, Дональд, – заговорил вояка, – доброй ночи, леди. Меня зовут Кевин Дейль, капитан здешнего гарнизона. Не могли бы вы поведать, что произошло. Хочется всё узнать, так сказать, из первых рук.
Мэделин, поскольку главой нашей маленькой семьи в данный момент была именно она, заговорила первой и сама обо всём поведала. Без утайки. Как было. В течение всего рассказа Кевин молча кивал, не задавая никаких уточняющих вопросов.
– Что же, вы были в своём праве, – взял слово вояка, стоило графине смолкнуть, – Добремана опрашивать сейчас нет никакого смысла. Лекарка уже обработала его ожоги, там ничего страшного, – увидев, как нахмурилась Мэделин, поспешил он нас успокоить. – Заживёт, как на собаке. У вас есть два выхода: написать на него кляузу на моё имя. В моём ведении посадить его в темницу на пару недель, и приставить к общественным работам, коих хватает тут, в Уэст Виллэдже. Второй вариант: он выплатит вам назначенную мной сумму, и на том дело закончится. Решайте сейчас.
Мы даже советоваться не стали, почти в унисон ответили:
– В темницу его! – и пусть наша семья была стеснена в средствах, но терпеть этого гада в дилижансе больше не было никаких сил. А ещё утешало, что он так и не узнал, куда мы направимся, достигнув Питсборо. То есть никак не сможет нас найти и отомстить.
– Что же, – повторился капитан Дейль, – ваше право. Пишите.
Староста и вояка ушли, уведя с собой едва переставлявшего ноги Добремана.
Мы вздохнули с облегчением и отправились спать. А через пару суток наш дилижанс покатил дальше, и в этот раз внутри кареты было намного комфортнее, чем прежде.
Глава 16
Мы пробыли в Питсборо пару дней и на том же дилижансе отправились дальше. Единственное, что изменилось – количество охраны. Она увеличилась в три раза. То есть было пять вояк, стало пятнадцать. Объяснять, отчего вдруг так произошло никто и не подумал, мама терялась в догадках, а я решила, что отныне с нами едет какой-то важный человек, либо в карету поместили очень ценный груз.
В Питсборо к нам присоединились двое мужчин среднего возраста обычной наружности, сидели они рядом друг с другом и, натянув шляпы на глаза, дремали. Женщина и двое детей: девочка лет пятнадцати и очень спокойный мальчик лет пяти, их сопровождал старичок с забавной седой бородкой-клинышком, семья – ирлэндцев, стремившаяся быстрее оказаться дома. Одежда дам весьма значительно отличалась от нашей: мешковатые платья из плотной ткани, поверх юбки контрастный по цвету фартук, забавный чепчик из светло-серой жёсткой материи довершал образ.
Между собой они общались на своём языке, но могли при необходимости, пусть и с сильным акцентом, вполне сносно изъясняться на местном варианте английского. А ещё… я знала ирлэндский. Мэделин могла сказать лишь некоторые общепринятые фразы, такие как "добрый день, вечер, ночь", "приятного аппетита", "меня зовут", но вот я.… понимала значение каждого слова, что произносили новые спутники.
Когда до меня это всё дошло, не знала, как реагировать. В этом мире не было магии, по крайней мере, я её ещё ни разу не встречала и о чём-то сверхъестественном никто и словом не обмолвился. Потому смею предположить, что это такой бонус, подаренный мне кем-то при переселении души. А чтобы убедиться в своих догадках, аккуратно уточнила у графини:
– Мам, а я до того, как потеряла память, знала ирлэндский?
– Откуда бы? – вскинула удивлённо брови женщина.
Помявшись секунду, негромко шепнула, склонившись к уху Мэделин:
– Я понимаю всё, о чём говорит эта семья, – и покосилась на спящую женщину, её детей и глядящего в окно старика.
– Что? – тонкие брови леди Лерой чуть не коснулись корней волос. – Н-но… Как? Погоди! Давай обсудим это на следующей остановке, подальше от лишних ушей, – вдруг остановила она меня, я же, кинув быстрый взгляд на уставших спутников, согласно кивнула.
Мэделин все эти дни была грустной и задумчивой, с тоской глядела в окно и едва заметно поджимала губы. Я не знала, как к ней подступиться, но всё же, когда дилижанс сделал очередную остановку, первым делом затронула щекотливую для леди Лерой тему:
– Мама, я сглупила тогда, в Уэст Вилледже, не заперев дверь. Это моя вина. Просто выбрось этого мерзавца из головы, он не стоит твоих переживаний, да и разглядеть тебя он не успел.
– С чего ты взяла, что в чём-то виновата? – удивлённо посмотрела она на меня. – Мы обе устали после долгой дороги, растеряв по пути всякую бдительность, на радостях кинувшись к лохани. И к тому же, думаешь, Добреман не дождался бы снаружи? В этом случае могло быть и хуже: окончательно бы стемнело, люди отравились спать. А он нас по темечку хлоп, и в кусты. И не волнуйся, всё произошедшее я уже отпустила. Неприятный эпизод, и только.
– Что же тебя тогда гложет? Неужели, – осенило меня, – ты переживаешь за капитана Строма?
– Не знаю, он показался мне человеком слова, чести. Может, что приключилось в дороге?
– Будем надеяться, что с ним всё хорошо, – вздохнула я, и в утешающем жесте сжала узкую, прохладную ладонь графини.
– Да, я тоже молюсь за него, – аквамариновые глаза Мэделин были полны печали. – Но давай о другом. Так ты говоришь, что знаешь ирлэндский, так?
– Да. Откуда ведаю, понятия не имею, – и, почувствовав, что это тот самый момент и его никак нельзя упустить, "призналась": – У меня с каждым днём всё больше знаний о многом… Я боялась тебе сказать, думала, отправишь меня в лечебницу для душевнобольных.
Мы прогуливались в стороне от "припаркованного" у обочины дилижанса и откровенничали. Солнце светило привычно ярко. Воздух был наполнен ароматами прогретой земли, но всё равно тут, за пределами опостылевшей коробки кареты, дышалось намного легче. Слышалась птичья трель в лесу рядом, мерный перестук дятлов. Жужжали насекомые в высокой ярко-зелёной траве. В поле между лесом и трактом цвели нежно-голубые колокольчики и ярко-красные маки.
– Я заметила в тебе странности, милая. Давно. Но закрывать родную дочь в подобном месте? Ты ведь не кидаешься на людей, не ешь с пола, то есть ведёшь себя, как воспитанная леди, только несколько иначе, чем я привыкла. И изъясняешься… Так не каждый учёный муж может. А как ты нам не позволила заболеть после ливня? Откуда всё это взялось? Есть у меня предположение, – рядом никого не было, но графиня всё равно понизила голос и даже наклонилась ко мне, чтобы шепнуть прямо в ухо: – дар Всевышнего! Ты была на волосок от гибели, твоя душа прошла испытание и вернулась, а наградой стали те самые знания, что возникают в твоей голове.
Вот это да! Мэделин сама всё расставила по местам и облекла в красивую форму. Ни убавить, ни прибавить. Кроме неё истинную Грейс знали, разве что тётушка Мэй и Джон. Правда, насчёт папаши это я лихо взяла, тому и дела не было до девушки.
– Да, мама, – кивнула, соглашаясь, – наверное, так оно и есть. Вот только поверить в подобное очень сложно, – и побольше в голос драматизма.
– Иного объяснения просто не вижу, – графиня мягко похлопала меня по руке и повернула в сторону кареты. – Пойдём, милая. Не печалься, всё, что ни делается, к лучшему. Нам ли спорить с судьбой?
Перекусив пирогами, купленными в деревеньке, что проезжали несколько часов назад, устроились на своих местах.
Передышка закончилась через несколько минут, и уставшие пассажиры вновь погрузились в дилижанс. Вот что интересно, словоохотливых в этот раз не было. Обновился состав путешественников, из "стареньких" остались только мы с мамой. И я, прежде любившая живое общение, выдохнула с облегчением: никто не донимал с расспросами, не досаждал любопытными взорами, не пытался прикоснуться. Никогда не думала, что смогу так долго молчать и получать от этого удовольствие. Тяжёлая дорога, очень. И тут я имею в виду не какие-то приключения, коих и не было, а именно физические неудобства вкупе с эмоциональным напряжением.