на звук из своей комнаты.
– Это ты–то? Мне–то?! – расхохотался сержант. – Твоя макушка мне до пояса–то хоть достанет? А, карлик?
– Шут шутом! – икнул рядом сидевший солдат. – Вздуть его, Серж?
– Карлик?! Шут?!
– Дурнбад!
Следопыт попытался перехватить пышущего гневом гнома, но поздно. Дурнбад увернулся от захвата Альфонсо, а затем, как бык, понесся на сержанта и его компанию. Драка? Да никакой драки. Старейшина войны вначале врезал кулаком в челюсть сначала одному (гном сделал это в прыжке), потом другому и третьему. Я помнил, как Грешем и Дурнбад состязались в силе рук в Трузде. Тогда гном прижал запястье вампира (вампира!) к столешнице. Ну а сегодня… Сегодня – три нокаута и раздосадованный Дурнбад – уж слишком быстро противники отключились. Таверна опустела.
– Горы и недра! Меня! Старейшину войны клана Надургх! Какой–то вшивый паяц обозвал карликом! Да я тебя!…
Дурнбад с надеждой приподнял за вихор одного из поверженных вояк – нет, не очнулся, и лупить его уже не имело смысла.
– Спасибо, что заступился за меня, – поблагодарила Настурция. – Но так их… Это лишнее.
– Перед ними колдунья Ильварета! – громыхнул Дурнбад, со стуком роняя голову солдата на пол. – Да ни одна псина в моем присутствии не посмеет вытирать об нее ноги!
– Им повезло, – хмыкнул я. – Ты их совсем легонечко.
– Я дураков только учу, а не калечу.
Настурция кинула пару монеток трактирщику (за причиненные неудобства), а потом мы все пошли спать. Дурнбад, удаляясь к себе в опочивальню, что–то приговаривал на лундулуме. По всей видимости, ругался. Я, пожелав всем выспаться, завалился к себе. Обстановка моей коморки была не ахти, но сойдет. Тумбочка, кровать, стул, зеркало, что еще надо? Я разделся и, потерев виски, умостился на матрасе. Не то, чтобы он был свежим и благоухал полевыми цветами, однако, и не грязный. За окном по–прежнему бушевала гроза. Я вслушивался в ее вой и вместе с тем анализировал беседу с Альфонсо. Она ничего мне не подсказала. Следопыт говорил экивоками. Что я мог почерпнуть? Зачем он заострил внимание на Эмилии? Дельторо мнит себя этаким знатоком ситуации, а меня выставляет болваном. Я перевернулся на бок и накрылся тонким одеялом. Хотя, может, так и есть? Ох, уж эти барышни! Создания своенравные! То они тебе рады, то через секунду твое общество им тягостно. Что касается Настурции – моя личность ей всегда не к месту. Но было ли так всегда?
Я призадумался. Нет. Когда–то мы с ней делились самыми сокровенными секретами и вместе устраивали для Бертрана, Альфонсо, Эмилии, Бритсморру и Деборы веселые розыгрыши. Тогда нас еще было много, и мы не называли себя Грозной Четверкой. То была заря моей юности… Дождь бился в стекло и ставни скрипели… Я вздохнул. Как много утекло воды с тех пор! Я бы желал вернуться в то время, когда Настурция относилась ко мне иначе. По–другому. Когда Лайли Серебряная Часовщица упрекала Парабеллу в легкомыслии, а Эшли Шторм с видом умудренного летами старик, журил Бритсморру за то, что тот не принимает знаки внимания Деборы Ольвинхайд. Мы, молодые и неопытные, в те, отдаленные пропастью года, искали приключений на свои разбитные головы. Большая половина моих друзей мертва, но только не для меня. Я скучаю по ним, также как и скучаю по доверию Настурции. Я бы дал пустить себе кровь, только бы она вновь улыбалась мне. Что это? Тяга к минувшему? Люди живут в нас, в наших воспоминаниях. Зачастую в них – они не те, что есть сейчас. Это нормально. Во Вселенной все подвержено изменениям. А я? Я, наверное, тоже. Наш путь, что мы идем день ото дня, наши невзгоды и радости откладывают на нас отпечаток. Под воздействием событий мы закаляемся, учитываем их поучения, приспосабливаемся и движемся дальше. Страница за страницей мы пишем свою книгу. Настурция, некогда уязвленная, пересмотрела свою дружбу со мной. Это грустно. Я бы извинился перед ней, если бы знал за что. Эта девушка, по сути, одинокая, достойна самого лучшего…
Зажав в ладони Луковое Спокойствие, я проваливался в грезу… Почему она не нашла себе мужа? Почему она не снискала любовь? Неужели Эмилия и Настурция не смогли поделить того таинственного незнакомца, о котором мне с печальной улыбкой на устах поведала колдунья Лунных Врат? Я заворочался… Мне стало казаться, что во мне складывается картина. По кусочкам она обретала целостность. Эмилия, Настурция, некто из прошлого…
Меня сморило. Реалистичные видения, смешанные с мороком утомленного мозга, ковали во мне иллюзии черного мрака и ослепительного света. Где–то поблизости околачивался Укулукулун. Он неустанно работал. Долбил и долбил Луковое Спокойствие своей несгибаемой волей. Его маниакальная враждебность, капля за каплей, просачивалась через истончившуюся ограду кулона Лукового Рыцаря. Я отравлялся страхом и предчувствием пыток. Я не боюсь смерти, но длительная, растянутая в вечности боль, которую мне обещали, повергала меня в апатичное безумие… Мою душу закоробило и закрутило…Ха–ха! Так это же Привратник и его Отметка Арбитра. Вы теперь с Укулукулуном теребите меня на пару? Ай, красавцы, ай, скоты! Мои мытарства и скитания по звездным весям уничтожали мое «Я». Я растворялся в бездне сострадания к себе и своей доле. Жалость и хороша, и плоха. По ситуации. Посочувствовать ближнему – это по–человечески, но обливаться слезами по себе – слабость. Этот мир жесток, и он не приемлет беспомощности. Закон природы: хочешь жить – борись, плыви против течения, греби до ломоты во всей спине и сбившегося дыхания. И я, в своей дреме, нашел в себе силы отгородиться от Тьмы. Я знал, что во мне есть Свет и Он куда могущественнее, чем Ночь. Нет, я не откинул Укулукулуна и Привратника, меня не хватило на это. Я просто нырнул глубже в себя. Туда, где «солнце» было не омрачено влиянием моих Господ. Сюда им еще только предстояло добраться. До моего атолла отдохновения в беснующимся море. Это пространство, куда я попал, было знакомо мне. Однако не мне настоящему, а другому мне, не Калебу Шаттибралю. Я как будто бы переродился в Того, кем когда–то являлся. В фонтан энергии, который брал свой исток из себя самого. Я видел лица древних героев. Я знал – они мои верные… слуги? Нет, я для них кто–то вроде отца или наставника. Эмириус Клайн, Цхева, Нолд Темный, Джед Хартблад и еще десятки таких странных и таких необычных созданий. Они ждали, что я скажу. Что повелю. Я мог проникнуть в каждого из них. В их мысли, эмоции и впечатления. Это нельзя передать словами. Я был всеми ими и одновременно собой. В этот миг мы прощались. Я уходил к своей Судьбе. Я