или до Будугая он начинает крениться к земле, падать. Видимо чары Айэ тоже имеют свой предел, поэтому Минтас навечно застрял на «стылом пятачке».
Но его обитателей это не огорчает. Они благоденствуют и занимаются своей дурной наукой без всяких надоеданий извне. В Минтасе заседают истцы – избранные чародеи–наместники, которые пекутся о безопасности своего немногочисленного народа. Как я понял, в Минтас можно попасть всего тремя путями: приехать торговать, но тогда в сам город вас не пустят, родиться в нем, или если вы получите личное приглашение, как вот я. Барышничают мои соплеменники, виалы из Рунного Королевства и люди Соединенного Королевства с Минтасом только в определенный день – последнее число каждого месяца. В эту дату под крепостью–диском устраивают нечто вроде ярмарки. В Минтас везут в основном еду, а из него всякие зачарованные побрякушки. Детей в «городе над облаками» я насчитал не больше десятка. Завести ребенка для семьи магов – наивысшая награда. Чад, что роженицы принесут под сводами Базиликума – Университета Чародейства, Космогонии и Медицины, с пеленок будут обучать всем тонкостям магического искусства. Но не только ему. Множество самых разнообразных дисциплин впитают в себя маленькие человечки, пока не станут взрослыми юношами и девушками. Это про два первых способа, как зайти в Минтас. Третий – по вызову. Тут, как говориться, выбирают по заслугам. Если ты знаменитый кудесник или важная шишка, как я, то, возможно, тебя допустят побродить по садам и галереям Минтаса. Поглядеть на его всякие достопримечательности и приобщиться к степенной учености.
– Ты отметил Базиликум. Это оплот таинства Жизни и Смерти. Его лекари признаны лучшими из лучших в целом мире, – сказал я.
– Тангинсия – Академия Врачевания в Королевстве Бурунзии – с ним легко посоперничает, – не согласилась Настурция.
– Мой Орден Милосердия и сестры Ордена Креста многое умеют, – тихо промолвила Лютерия.
– Но не столько, сколько в Базиликуме, – сказал Альфонсо, отставляя от себя тарелку. – Я с Калебом тут за одно. Лекари из Минтаса ценятся в мире так же, как вода в пустыне.
– Про их свихнувшиеся Житницы Знаний. Их там штук десять и каждая «особенная», – крякнул Дурнбад. – Сейчас перечислю какие запомнил: Университет Чародейской Медицины, Университет Астрологии и Звездного Склона, Университет Тайного, Университет Элементов, Университет Ночи и Дня, Университет Механизмов, Университет Природы, Университет Чтения что ли? Они там, что? Буквы складывают как–то не по–нашему?
– Университет Чтецов Времени, – поправила Настурция. – В нем обучают тому, как предсказывать будущее.
– А разве его можно как–то прозреть? Вот я сейчас это блюдце разобью или нет, мне бы ответил ихний шарлатан?
– Нет, ты слишком непредсказуемый, – улыбнулся Альфонсо. – Зато будет сегодня Калеб храпеть в подушку или нет, они бы в прорицании не промахнулись.
– Или станет ли Альфонсо завтра ворчать по поводу и без повода – тоже бы предвидели наверняка, – шуткой на шутку отозвался я.
– Что ты с Эмилией пургу нес, что с Альфонсо каламбуришь! Смешной ты, брат по крови! За что тебя и люблю!
– Я тоже люблю тебя, крепыш!
– Поездка утомила меня, а история Дурнбада принесла на сон грядущий приятную думу, – зевнула Лютерия Айс. – Альфонсо, ты же договорился о ночлеге? Я так хочу спать.
– Да, Лютерия. Наши комнаты на втором этаже.
В зале трое гуляк–солдат затянули песню, славящую Констанцию Демей.
– Меня их фальшивые голоса тоже не смутят, – окинув взором распевшихся выпивох, сказала Настурция. – Доброй ночи.
– Мы все с тобой. Пивцо меня разморило, поэтому пора и баиньки, – ввернул Дурнбад. – Кто под горочку сойдет, тот и сладенько заснет.
– Альфонсо, посидишь со мной лишних пятнадцать минут?
Следопыт проводил глазами удаляющихся друзей, а затем, вздохнув, ответил:
– О чем будет разговор?
– Настурция.
– Так?
– Чего я не вижу.
– А что ты видишь?
– Она, хм, не приветствует мое общество.
Альфонсо задумчиво покрутил яблоко по столешнице.
– И да, и нет. Больше нет, чем да. Однако и «да» присутствует.
– Конкретнее.
– Я не уверен, что эту тему нужно развивать… ночью.
– Меня не проведешь. Ты пытаешься уйти от диалога.
– Если тебя не проведешь, то почему ты проводишь сам себя?
Я непонимающе помотал головой.
– В смысле?
– Ты настолько себе на уме, что, как бы выразиться, порой самые очевидные истины для тебя, что непроницаемая стена.
– Какие?! – чуть не крикнул я.
Эта манера Альфонсо ходить вокруг да около меня иногда раздражает.
– Кто для тебя Настурция?
– Сестра Эмилии, выдающаяся колдунья, ну и… друг. Да, другом я ее всегда считал, несмотря на то, что она меня нет.
– Вот ты и сказал главное – сестра Эмилии. Почему ты вспомнил Весенний Шторм? Настурция – личность с совершенно отличным от Эмилии характером. Из–за чего ты упомянул ее? Говорить о том, что у них одинаковая внешность воспрещается. Подумай, ведь ты подошел к ответу на свой вопрос.
Я потупил взор.
Выплеснуть на Дельторо мои чувства? Они горят ярче пламени… Настурция. Вся она, каждое мгновение напоминает мне о той, что ласково завет меня «старый гриб» и «порванный носок», о той, по которой мое сердце выстукивает дробь не хуже, чем палочки по барабану на военном марше.
– Эмилия моя лучшая подруга…
– Так ли это?
– С оговоркой, – несмотря на Альфонсо чуть слышно выдохнул я.
– Тебе от меня ничего не скрыть, Калеб. Даже не от меня, а от всех нас. Ты часто поминаешь Эмилию. Рассуждаешь, как она и где она. Не мерзнет ли, не голодна ли, не заболела ли. Понимаешь, к чему я? Тут одних дружеских чувств мало… Тут нечто большее.
– Но я же так и о Грешеме беспокоюсь!
– Не в таком тоне. И Настурция… Настурция не глухая. Она воспринимает твои монологи с болью…
– Ты хочешь сказать, что Настурция так озлоблена на Эмилию, что даже ее имя ей невыносимо?
Альфонсо положил руку на мое запястье.
– Нет. Настурция очень любит сестру, но то, что ты ищешь в ней Эмилию, а не ее – вот это она перенести не может. Этот нюанс отталкивает ее и от Эмилии, и от тебя.
– Ты это про что? – я был заинтрегован.
– Про то, что ты «это» делаешь не нарочно.
– Что, «это»?
– Не замечаешь того, что Настурция…
– Альфонсо!
– Этот возглас, громкий и строгий, налагающий запрет, оборвал в таверне все песнопения. Со второго этажа, у перил стояла Настурция. Ее пальцы дрожали, а щеки в свечных зарницах отливали мертвенной желтизной.
– Довольно!
– Прости, я… Он же не на зло тебе… Ты…
Колдунья Ильварета, приковавшая к себе все удивленные взгляды, молнией сбежала по лестнице. Она схватила следопыта за плащ и, его несопротивляющегося, потащила обратно наверх.
– Ты погоди! Я тебе все разложу по полочкам! Кто кому и как приходится! И кто, о ком и как думает!
– Своенравная у тебя жена, мужик! И глупая! – хохотнул рябой сержант. – Ты ее проучи! Отлупи хорошенько! Так она будет знать, кто в доме хозяин!
– Слышь, мышь, это я тебя сейчас отлуплю! Чтобы ты язык–то свой прикусил! – крикнул Дурнбад.
Без доспеха, в ночной сорочке, он вышел