В день начала боевых действий Маркс от имени лондонского отделения Интернационала пишет «Первое воззвание о франко-прусской войне», заявляя в нем, что «альянс рабочих всех стран неминуемо убьет войну». {11} Напечатанное в виде листовки, «Воззвание» затем было перепечатано в английской прессе и своей пацифистской позицией заслужило горячее одобрение английского философа и экономиста Джона Стюарта Милла, а также Квакерского Общества мира, базирующегося в Лондоне и пожертвовавшего деньги на повторный выпуск листовок, с тем, чтобы распространять их еще шире. Эти средства — на которые было напечатано 30 тысяч листовок, в том числе на французском и немецком языках {12} — сделали антивоенные прокламации Маркса самой распространенной и читаемой его работой.
Тем временем Энгельс буквально наслаждался военным конфликтом — не покидая своего удобного рабочего места и занимаясь аналитикой перспектив происходящего. Он начал писать серию статей, посвященных военной кампании, для популярной лондонской газеты «Пэлл Мэлл Газетт». Сначала договорились, что он будет присылать по две статьи в неделю, однако его «Заметки о войне» были настолько информативны, а предсказания настолько точны, что редактор написал ему с просьбой присылать столько статей, сколько захочется и удастся написать. Энгельс напишет 59 таких статей, первые 3 будут подписаны «Z», остальные выйдут без подписи автора {13}. Энгельс — не без гордости — жаловался, что его статьи передрали все газеты Англии {14}.
В душе, да и по опыту Энгельс был артиллеристом, однако успех «Заметок о войне» побудил Женнихен еще и повысить его в звании. Она дала ему прозвище Генерал — и с этого момента вся семья Маркс и близкие друзья только так и станут его называть {15}.
Первую кровь французы пролили 2 августа, во время перестрелки возле приграничного немецкого города Саарбрюкен, к востоку от Парижа. Двумя днями позже, в эльзасском городе Виссембурге Франция потерпела внушительное поражение и потеряла одного из лучших своих генералов {16}. Тем не менее, в Париж шли циничные в своей лживости рапорты о том, что французская армия победоносна, а прусский принц капитулировал. Акции подорожали на 4 %, так как многие инвесторы купились на эту ложь. Однако к 9 августа французы потерпели три поражения за 6 дней — и страна начала всерьез задумываться о своем политическом будущем в случае поражения Наполеона {17}.
Маркс боялся, что оппозиция расценит этот момент как благоприятный для провозглашения революции. И в лучшие времена такое решение было бы опасным, однако сейчас, без единой оппозиции и в разгар войны оно стало бы катастрофическим {18}. Однако на деле все вылилось в народное собрание на площади Согласия 9 августа; толпа парижан с надеждой ожидала провозглашения республики, однако разобщенность левых была такова, что ничего подобного не произошло. Люди расходились по домам, терзаемые опасениями, что Париж может быть захвачен прусскими войсками, а правительства, способного защитить страну, у них нет {19}.
11 августа в столице объявили осадное положение: прусская армия вторглась на французскую территорию {20}. В июне Лаура и Лафарг переехали в городок Левалуа-Перре под Парижем. На новом месте они прожили всего несколько недель, и теперь им было приказано уезжать — их дом находился в непосредственной близости от военных укреплений, и его должны были снести и пустить на стройматериалы. Они пообещали семье в Лондоне, что вскоре переедут к родителям Поля в Бордо, подальше от сражений, однако в конце августа все еще не двинулись с места. Лафарг стремился вернуться в Париж {21}. Во время своих частых поездок в столицу он видел, что город постепенно погружается в хаос, но, тем не менее, готовился продержаться там вместе с Лаурой и Шнапсом как можно дольше. Маркс был в ярости от его нерешительности и почти рычал в письме к Энгельсу: «Дурацкое затягивание поездки в Бордо непростительно!» {22} Наконец, 2 сентября началась массовая эвакуация гражданского населения из Левалуа — подальше от фронта и Парижа, на юг. Они даже не понимали, как им повезло. В этот же день французская армия была разгромлена. Более 100 тысяч французских солдат попали в плен, среди них — император. Наполеон капитулировал {23}. Эта новость достигла Парижа только в полночь 3 сентября. По мере того, как она распространялась по городу, люди выходили на улицы, бежали на площади и бульвары, крича от страха и отчаяния {24}. На следующий день, в воскресенье, политические лидеры собрались, чтобы решить, следует ли констатировать конец правления Наполеона, подтвердить продолжение войны с Пруссией и провозгласить Временное правительство национальной обороны. Самый животрепещущий вопрос заключался в том, поддержит ли подобные решения армия. Ответ пришел быстро — и был проникнут глубоким символизмом. Национальные гвардейцы и парижский гарнизон строем промаршировали к Пале-Бурбон на левом берегу Сены, близ Пон де ла Конкор — где заседало правительство. Когда военные приблизились к дворцу, стало видно, что к штыкам и стволам их ружей прикреплены зеленые ветки: они не собирались выступать против нового правительства. Раздался крик, прозвучавший эхом призыва 1848 года — кто-то внутри дворца крикнул «В ратушу!» {25} Толпа устремилась к мэрии, где ветеран революции, Леон Гамбетта, взобравшись на подоконник, провозгласил Французскую Республику. Почти 300 тысяч человек встретили его слова одобрительным ревом. Следующей целью стал дворец Наполеона в Тюильри — 60 тысяч человек направились туда, чтобы спустить императорский штандарт {26}. Императрица Евгения уже бежала и была на пути в Англию {27}. Десятки тысяч немцев, проживающих в Париже, уже бежали или пытались сделать это; Гар-дю-Нор был до отказа переполнен людьми, стремящимися попасть на поезд и уехать, прежде чем их заклеймят, как врагов Франции и предателей {28}.
Однако, несмотря на все эти страхи, всплеска насилия в Париже не произошло. В городе находилось около 300 тысяч солдат — но все они, в основном, сидели за столиками кафе и любезничали с дамами; вместо того, чтобы направить оружие на врага, люди в военной форме прогуливались по бульварам, пили вино и курили сигареты {29}. Посол США во Франции Э. Б. Уошберн писал: «За несколько субботних часов я наблюдал падение династии и провозглашение республики — и все это без единой капли крови». {30}
В воскресенье «Journal Officiel de l’Empire Française» вышел, как обычно. В понедельник название изменилось — «…de la Republique Française» {31}. Пожалуй, это было последнее из мирных событий. На смену спокойствию пришла буря.
Маркс узнал о провозглашении Французской Республики в 4 часа утра 5 сентября, когда ему пришла телеграмма от Лонге: «Объявлена республика. Известите республиканское движение в Германии». {32} Маркс сделал это и приступил к работе с лондонским отделением Интернационала — нужно было оказать давление на английское правительство, чтобы республику во Франции признали как можно быстрее. К 6 сентября почти все французские члены Интернационала покинули Лондон, отправившись в Париж, чтобы попытаться внедрить своих людей во вновь созданное Правительство национальной обороны и захватить в нем главенствующие позиции. Маркс назвал это чистейшей глупостью и выразил глубочайшее облегчение, что Лафарг сейчас сидит в Бордо — в противном случае, он, конечно, влез бы в самую гущу происходящего {33}.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});