Маркс и Энгельс были лучшими друзьями с 1844 года, однако после 1850 года общались они, в основном, посредством писем. В 1870-м Энгельс сообщил, что намеревается переехать в Лондон {119}. Маркс был не единственный, кто обрадовался этой новости: Женни много раз говорила Энгельсу, как она сожалеет, что он живет так далеко от них, поскольку ей трудно контролировать Карла в одиночку. Кроме того, она, судя по всему, стала иначе относиться к новой «миссис Энгельс». Мэри Бернс она в письмах к Энгельсу никогда не упоминала (как будто та и не существовала вовсе), однако к Лиззи отнеслась совсем иначе. В июле она сообщает Энгельсу, что подыскала им дом на Риджентс-Парк-Роуд, 122 — в 10 минутах ходьбы от Вилла Модена. Женни добавляет в конце письма: «Знай, что мы будем очень рады видеть ее у нас…» {120}
35. Париж, осень 1870
История делается таким образом, что конечный результат всегда получается от столкновений множества отдельных воль… Ведь то, чего хочет один, встречает противодействие со стороны всякого другого, и в конечном результате появляется нечто такое, чего никто не хотел.
Фридрих Энгельс {1} [66]
Напряженность в отношениях между Францией и Пруссией неумолимо нарастала еще с 1815 года; в 1860-х нарастание ускорилось, поскольку каждая сторона искала подходящего союзника для альянса, чтобы укрепить свои позиции в случае, если в Европе вновь разразится война. К тому времени, как две армии встретились в июле 1870 года, у них уже не было иной альтернативы, кроме битвы. Наполеон III, больной и слабый правитель, отчаянно нуждался в победоносной войне, чтобы доказать свою мощь — в то время, как Бисмарк преследовал дальние цели: господство Пруссии на континенте и окончательное объединение Германии с центром власти в Берлине.
Странно, но спор, который привел к войне, начался в Испании. В 1868 году королева Изабелла II была свергнута с престола в результате армейского мятежа и бежала во Францию, оставив позади себя полный вакуум власти. Про-прусски настроенные генералы в Мадриде написали Бисмарку письмо, в котором просили прислать на испанский трон представителя ветви Гогенцоллернов по линии короля Вильгельма. Потрясенная близкой перспективой оказаться в «сэндвиче» из прусских королей, Франция объявила войну.
Для Наполеона это было рискованное решение — ему нужны были солдаты, а набирать их надо было из людей, которым он не доверил даже голосование. Однако в этой ситуации сыграл он неплохо: французы сплотились вокруг своего императора. Тысячи людей заполнили бульвары, освещенные газовыми фонарями, скандируя «На Берлин за 8 дней!» и распевая «Марсельезу» {2}. Праздновали событие и при дворе. Дворец стал скучным местом за более, чем 10 лет относительного мира и спокойствия, и многие придворные полагали, что война поможет разогнать застоявшуюся кровь {3}. В случае с 62-летним императором так и произошло. Приняв командование над армией, Наполеон провозгласил: «Французы! В жизни людей бывают такие моменты, когда национальная гордость закипает справедливой яростью, превращаясь в несокрушимую силу. Забыты любые другие интересы, и нация берет в свои руки судьбу всей страны. Один из таких решающих моментов истории настал и для Франции».
Сказав это, Наполеон покинул свой дворец в Сен-Кло и поскакал, окруженный громадной свитой (практически передвижной деревней), на восток — сражаться с Пруссией {4}.
Семья Маркса была ошарашена таким поворотом событий. Женнихен писала Кугельманну:
«Нелегко примириться с мыслью, что вместо борьбы за разрушение империи, французы жертвуют собой ради ее возвеличивания; что вместо того, чтобы повесить Бонапарта, они готовятся встать под его знамена. Кто мог представить это несколько месяцев назад, когда революция в Париже казалась почти свершившимся фактом?» {5}
С началом войны в рядах французской оппозиции возникло смятение; в ней было слишком много фракций, чьи программы были слишком разными. Что еще хуже, каждую из этих фракций возглавлял честолюбивый лидер — и все они считали, что только они и способны возглавить республику, если Наполеон падет. Левое же крыло, от либералов до Интернационала, было сильно ослаблено в связи с преследованием властей. Тем летом были осуждены обвиняемые в попытке убить Наполеона. По этому сфабрикованному делу проходили 72 человека; большинство из них приговорили к каторге на срок от 5 до 20 лет или ссылке. Среди них был и Флоранс {6}.
Маркс наблюдал за рабочим движением континентальной Европы из Лондона и рассматривал обстановку в свете франко-прусского конфликта: он пришел к выводу, что победа Пруссии была бы полезна. В Германии было две основных рабочих партии: Немецкий рабочий союз Лассаля и Социал-демократическая рабочая партия. Лидеры последней — Август Бебель и друг Маркса, Вильгельм Либкнехт; партия насчитывала 150 тысяч членов и приняла устав Интернационала в качестве собственного {7}. Маркс писал:
«Нужно только сравнить события в двух странах с 1866 года по настоящее время, чтобы понять, что немецкий рабочий класс превосходит французский и в теории, и в организации». {8}
Это была не просто политическая оценка. Маркс ожидал, что прусская победа докажет превосходство его собственной версии социализма над теорией Прудона, до сих пор господствовавшей во Франции.
Одновременно, независимо от личных пристрастий и ожиданий, Маркс и Интернационал настаивали, что члены организации должны воздерживаться от участия в конфликте. Это был основной принцип Интернационала: рабочие не должны сражаться в войне, развязанной их хозяевами и правителями. Французы протянули руку дружбы первыми. 12 июля, когда начало войны было уже неизбежно, в еженедельной республиканской газете «Le Réveil» появилось обращение:
«Война из-за вопроса о преобладании или война в интересах какой-нибудь династии в глазах рабочих может быть лишь преступным безумием… Братья в Германии! Вражда между нами имела бы единственным последствием полное торжество деспотизма по обеим сторонам Рейна… Мы, члены Международного Товарищества Рабочих, для которых не существует никаких государственных границ, мы шлем вам, как залог неразрывной солидарности, добрые пожелания и привет от рабочих Франции». {9}[67]
Немецкие рабочие быстро откликнулись тремя посланиями французам — одно было напечатано в немецкой газете, два других — во французских оппозиционных газетах. Берлинский Интернационал писал:
«Мы торжественно обещаем, что ни звуки труб, ни рев пушек, ни победы, ни поражения не отвлекут нас от основной нашей работы: объединения детей труда во всех странах». {10}
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});