гораздо сложнее.
Аврааму не ставилась задача – вывести за собою все население древнего Ура и обучить его поклонению Единому Богу. А вот перед Моисеем встает именно такая задача.
Библейский текст не дает нам ясной информации на эту тему, но вполне возможно, что именно тесть Моисея, пустынный пастух Рагуил (он же Иофор) и научил Моисея единобожию. Воспитанный при египетском дворе с младенчества, человек, весьма далекий от традиции своего народа, вряд ли мог где-то самостоятельно узнать о вере своего уже далекого предка Авраама. А вот пустынное жительство в большой семье, подобной Авраамову племени, тут вполне могло заполнить пробел. Моисей в своем личном изгнании из Египта прожил с тестем довольно долго, имел, по крайней мере, двух сыновей от его дочери. И вероятно, именно от пастуха-кочевника научился почитать Единого Бога. И лишь потом сам пережил таинственную встречу с Богом при купине и осознал свое новое призвание и задачу, поставленную ему Богом.
Как бы то ни было, пустынный бродяга возвращается в столицу огромной страны, вступает в переговоры с ее царем, фараоном, и в итоге все кончается освобождением целого порабощенного народа и его удалением в пустыню – на служение Единому Богу.
Конечно, ради такого освобождения Моисею приходится показать от Бога ряд чудесных знамений. Очень вероятно, что знамения эти были весьма болезненными для зрителей. Если вы думаете, что освобождение народа было возможно человеческими силами (небольшое восстание), или человеческими убеждениями, значит, вы верите в нечто невозможное.
Избыточное число чудес на страницу исторического повествования не должно нас смущать. Вполне возможно, что количество и качество чудес дополнено задним числом, но это нисколько не меняет сути дела. Важно, что порабощенный народ в конечном итоге покидает страну своего порабощения. И происходит это наверняка при помощи особых Божиих чудес. Вопрос может стоять лишь об их количестве и качестве.
Дальше тоже говорится о многих чудесах, и все же при этом духовная эволюция евреев описана психологически весьма правдоподобно. Медленное, с обильными возвратными ходами, движение людей от привычного многобожия к почитанию Единого Бога. Вот здесь все очень естественно и реалистично, никакого чуда нет.
Итак, мы теперь осознали всю сложность задачи Моисея: создать народ во имя Единого Бога, причем создать этот народ из людей, весьма отравленных многобожием (а других просто нет). Не пора ли теперь поставить вопрос: не приходилось ли и самому Моисею при решении этой задачи действовать медленно, осторожно, с возвратными ходами, порой идя на явный компромисс со своими язычествующими соплеменниками?
Ответ может быть только положительным: да, приходилось. И примеров этому в тексте хватает, нужно их только разглядеть.
Один раввин выразил это запоминающимся афоризмом. Моисей вывел Израиль из Египта за несколько дней. А вот Египет из Израиля, в смысле из сердец израильтян, выводил аж сорок лет, но так до конца и не смог его вывести.
Здесь мы введем ключевое понятие, благодаря которому, на наш взгляд, многое удается объяснить. И не только в поведении Моисея.
Это понятие
Миссионерский компромисс
Что сделать Моисею с соплеменниками? Вырезать одну половину, страхом подмять другую? Сменить египетское рабство своим личным господством, занять место фараона? Ведь эти люди продолжают любить вражеских богов – и именно в этом вся проблема. Бог Авраама ничего хорошего им лично еще не показал. Ну, допустим, вывел из рабства, но ведь не дал изобилия продуктов, не дал того, чего они ждали. А они бы как раз хотели наоборот: лучше в рабстве, но зато при кормушке. И не стеснялись Моисею это открыто высказывать. Мало людей на свете подобных Аврааму, которые могли бы ждать обещанного Богом десятки лет. Остальные люди – обычные. Жили как-то зарабатывая хлеб и мясо в Египте, хотя бы и в рабстве, а теперь живут в дикой пустыне впроголодь. Как-то маловато этого для того, чтобы полюбить Моисеева Бога. Попробуем поставить самих себя на место этих людей. Они видят на примере египтян, что Бог Моисея хорошо умеет наказывать, но упростить своему народу его собственную трудную и голодную жизнь не очень-то спешит. Даже манна (как бы ни объяснять это явление в реальной истории) служит лишь для того, чтобы только не помереть с голоду. А земля, текущая молоком и медом, обещана лишь далеко за горизонтом. Как бы мы сами поступали в таком случае?
Наверное, как и те евреи. В присутствии Моисея боялись бы его Бога, который, как мы сами видели и помним, наказывать умеет очень больно. Но отлучись Моисей на гору на несколько дней, – кому бы стали мы молиться? Не думаю, что Моисеев Бог пленил бы любовью и наши сердца…
И вот, вполне закономерная в пустыне драма перед золотым тельцом. Психологически вполне понятная. Как и реакция Моисея, пребывавшего в общении с Богом. Моисей спускается со скрижалями с горы откровения и видит, как народ внизу поклоняется золотому тельцу. Виновные наказаны, кровь соплеменников пролита, первый прилив священного гнева проходит. Теперь время и Моисею задуматься над объемом своей задачи. Глядя на собственного брата, Аарона, тоже причастного к изготовлению истукана, Моисей вполне мог бы сообразить, что, уповая только на свой пророческий энтузиазм, вдохновляясь только своей памятью о горящей купине, ни до какой обетованной земли он народ свой не доведет. Только ему лично Бог открылся так, как открылся. Все остальные люди вокруг него не знают этого Бога, побаиваются Его – и не любят. Заставить любить невозможно. Заставить разлюбить тоже невозможно, даже если человек любит собственную смерть. Что остается делать? Как быть на следующем привале, когда отойдешь помолиться Богу, а вернувшись, увидишь нового тельца, которого все-таки любят? Сколько соплеменников нужно будет вырезать на этот раз? И в который по счету из таких привалов соплеменники уже не захотят подставлять свои шеи, а зарежут самого Моисея, навсегда проклиная его жестокого Бога?
Не станем забывать, что эти евреи еще не имеют пока никакого высокого понятия о Божием единстве и единственности. К Богу Моисея они относятся точно так же, как привыкли относиться к богам Египта. Яхве для них – очередной бог в длинном списке. Их убеждал Моисей, что это – Бог их предков. Для язычника менять богов по мере разочарования в одних и увлечения другими – это совершенно обычное и привычное дело. Взглянуть на Бога, как на абсолютного и уникального Творца и Царя, эти люди еще не были способны. Что же смогло их исправить?
Теперь, быть может, читателю не покажется странным ясный библейский ответ «без чудес»: довела