на здоровье. Но когда все покатится к чертям и ваша жизнь повиснет на волоске, я не смогу спасти вас. Я сражаюсь со своими собственными демонами. – Он взмахнул золотой рукой. – С демонами, которых я не могу ни прогнать… ни забыть.
Он резко отвернулся, краем глаза заметив тлеющий узор, оставленный золотыми костяшками на деревянном косяке. Мальчишки, съежившись, испуганно смотрели ему в спину. Аннева охватило раскаяние.
«Зря я на них сорвался, – подумал он. – Они ведь тут ни при чем».
Только сказанного не воротишь. А если честно – ему этого и не хотелось. Он действительно думал, что здесь его друзьям безопаснее, и мчаться спасать Банок ему хотелось не больше, чем оставаться в Анклаве. А еще где-то за этими стенами находился Ханикат – возможно, тот самый человек, что устроил атаку на Шаенбалу, – и шансы Аннева поймать его таяли с каждой лишней минутой, проведенной в этих стенах.
– Супер! – гаркнул Терин. – Но мы все равно уйдем. И ты нам не нужен, понял? Мы и сами в состоянии себя защитить.
Аннев услышал удаляющиеся шаги. Однако пару секунд спустя они замерли, а потом зазвучали отчетливее – Терин вернулся.
– И знаешь еще что? – ледяным голосом сказал он. – Это ты нас сейчас бросаешь, не мы тебя. Это ты решил, что мы для тебя обуза.
Он подождал, но ответа не последовало. Да и что можно было ответить, если слова Терина били не в бровь, а в глаз. Аннев на голову перерос своих друзей. И он намеревался найти свой собственный путь. Слишком долго он только и делал, что оправдывал чужие ожидания. С него хватит.
Он ничего не сказал, но в этом не было надобности: Титус наверняка прочел его мысли, а Терин и без того понял, что оказался прав.
– Ну конечно. – Терин презрительно сплюнул себе под ноги. – Ты такой же, как Кентон: увидел, что можешь обойтись и без нас, и тут же бросаешь, как будто мы ненужный мусор. Но и ты нам не нужен, слышишь? Мы многому здесь научились – без твоей помощи, вопреки тебе, – вот ты и бесишься.
Аннев развернулся, и Терин инстинктивно поднял руку, защищая лицо. Но Аннев лишь накинул на плечи плащ, коротко кивнул и вышел из комнаты. Терин молча проводил его взглядом, а Титус попытался остановить, робко тронув за локоть.
Но Аннев не мог позволить себе остановиться, ведь тогда друзья увидели бы его мокрое от слез лицо и сомнение в глазах, поняли бы, как больно ранили его слова Терина.
Он решительно зашагал прочь, не попрощавшись и ни разу не оглянувшись. Это было неправильно, но необходимо. Заверения в дружбе, обещания увидеться вновь – все это ни к чему. Он делает это ради друзей, ради их спокойствия и безопасности… Однако, сколько бы Аннев ни твердил это себе, какая-то отдаленная частичка его души радовалась освобождению и точно знала, что его бескорыстные устремления далеко не столь бескорыстны.
Он вытер щеки, сжал челюсти и приказал себе успокоиться.
– Я иду за тобой, Ханикат, – прошептал он, поднимаясь по ступеням, ведущим в покои дионаха. – Я найду тебя, и ты расскажешь мне все, что знаешь. А потом заплатишь за смерть Содара… и всех тех, чьи жизни унес Ойру, его эйдолоны и феуроги.
Аннев остановился у двери. Он прикоснулся к ней и тут же ощутил магию заклинания тишины – глифа, выжженного с обратной стороны. Аннев сосредоточился, с помощью жезла сотворения расплел заклинание и, ухватив бесплотные нити таланта крови, почувствовал знакомую вибрацию жизни.
– Я иду за тобой.
Глава 70
Аннев распахнул дверь и шагнул в комнату. Перед его взором привычно колыхался малиновый туман, которого он уже почти не замечал. Под действием магии кольца инквизитора бледно-розовые нити таланта крови разгорелись до ярко-красного, и Анневу не составило труда увидеть, куда они ведут. Он подошел к окну с распахнутыми ставнями и посмотрел вниз.
Ханикат спустился, используя магию сокрушителей духа. Просто проплыл по воздуху.
Никаких глифов на подоконнике не обнаружилось, а значит, скорее всего, их следовало искать где-то на земле. Аннев окинул стену взглядом: высота приличная, но, на счастье, в кладке много выступов и трещин – за внешним видом здания явно не следили долгие годы, – поэтому есть куда поставить ногу и за что ухватиться. Вот только не станет ли Длань Кеоса помехой? Ее огромные пальцы могут и не поместиться в зазоры между камнями.
Не попробую – не узнаю.
Аннев намотал нити магии на левую руку, осторожно перелез через подоконник и повис, глядя через плечо на мощеную мостовую далеко внизу.
Ох и дурная затея. У меня ведь даже страховочной веревки нет. Лучше выйти обычным путем, обогнуть здание и отыскать под окнами Ханиката место, где он приземлился.
Но что, если магическая защита, возведенная вокруг Анклава, помешает ему найти восточную стену? К тому же дионахи, стерегущие главные ворота, могут его и не выпустить – вдруг они еще не знают, что Анневу разрешено покинуть Анклав? Тогда лишних проволочек не избежать, а это ему сейчас совсем ни к чему.
«Да ладно, я справлюсь, – подбодрил себя Аннев. – В конце концов, если будет не за что уцепиться, я смогу пробить Дланью дыру в стене».
Однако, к своему огромному облегчению, он обнаружил, что в этом нет никакой необходимости: невесть почему, едва он касался стены левой рукой, как под пальцами тотчас же оказывался выступающий камень или особо широкая трещина. «Магия, не иначе, – подумал Аннев. – Вот и славно».
Он довольно быстро добрался до середины стены. Кладка здесь оказалась намного плотнее, и Анневу пришлось все чаще полагаться на силу и ловкость своей золотой руки. Он встревожился: как бы от чрезмерных усилий золотые нити магии, обмотанные вокруг пальцев, не порвались – тогда он потеряет след Ханиката.
Только он потянулся к следующему выступу, как вдруг почувствовал натяжение. Он помедлил, потом потянулся снова… и тут его страхи сбылись: нити таланта крови лопнули и начали быстро таять в воздухе. Аннев чертыхнулся, взмахнул Дланью в тщетной попытке ухватиться за исчезающие волокна магии и, не удержавшись, сорвался со стены.
Он старался зацепиться Дланью за стену и хотя бы слегка замедлить свое падение, но успел только перевернуться, чтобы не рухнуть на спину, и выставить руки перед собой, как в следующий миг грохнулся на мостовую.
Раздался отвратительной шлепок, в теле что-то тошнотворно хрустнуло, и голова зазвенела, как церковный колокол в Седьмой день. Грохнись он на булыжники, от него осталось бы только мокрое место, однако