Читать интересную книгу "Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг. - Фред Андерсон"

спекулянтов, желающих скупить ордера людей, которые хотели получить награды за свою службу, но не собирались лично заселять землю в пустыне. Галифакс предполагал, что эти гранты будут выдаваться только в пределах трех новых провинций или, если речь идет о ранее существовавших провинциях, в пределах Линии прокламации; и что они должны доставаться ветеранам регулярной армии. Однако формулировка этого документа была достаточно расплывчатой, чтобы допустить возможность того, что гранты могут быть предоставлены в любом месте в пределах колоний и открыты как для провинциалов, так и для регулярных войск. Учитывая огромное количество людей, служивших в качестве провинциалов, и обширные патенты таких колоний, как Виргиния и Коннектикут, провинций, полных энтузиастов-спекулянтов, эти положения обещали создать огромные сложности для короля, чьим заявленным желанием было лишь «продемонстрировать наше королевское чувство и одобрение поведения и храбрости офицеров и солдат наших армий, а также наградить их»[737].

Таким образом, проблема спекуляции западными землями лежала впереди, как натянутая проволока, ожидая взрыва, от которого могли пострадать не жалкие скваттеры и полудикие охотники, а представители элиты: джентльмены, чьи политические связи простирались до самого Тайного совета. От таких инвесторов, как компания Огайо, вряд ли можно было ожидать отказа от планов извлечения прибыли на западе, и было абсолютно предсказуемо, что их акционеры в Британии (включая, например, герцога Бедфорда) будут добиваться отмены ограничений на заселение запада. Короче говоря, положения самой прокламации гарантировали, что линия, запрещающая заселение американского запада, будет политизирована в Британии. Если невозможно было предсказать исход последующей борьбы, то не нужно было быть пророком, чтобы предвидеть, что до тех пор, пока линия остается на месте, ставки, упирающиеся в ее отмену, будут расти; и что министры, приверженные ограничению белых поселений, рано или поздно будут призваны к ответу.

Эти проблемы, хотя и были непредвиденными, вряд ли можно было предвидеть. Галифакс, предложивший документ, который создаст столько трудностей для него самого и его преемников, был не только умным, совестливым и политически искушенным человеком, но и досконально разбирался в американских делах. Поэтому то, почему прокламация читается так, как она читается, нельзя объяснить обычными факторами невежества, беспечности и лени. Скорее, проблемные элементы прокламации проистекают из искреннего, настоятельного желания Галифакса и его коллег восстановить мир и порядок в Америке, особенно в отношениях с индейцами. Поскольку Галифакс, в частности, понимал прокламацию как первый шаг к тому, чтобы поставить отношения с индейцами на прочную основу, сразу после ее обнародования он начал концентрироваться на реформировании индейской торговли. Положения этого плана в большей степени раскрывают то, как он намеревался перестроить отношения между колониями, индейцами и метрополией.

К 19 октября Галифакс набросал контуры индейской программы, которую он передал в Совет по торговле для доработки и уточнения. Хотя совет будет работать над проектом всю зиму, а министерство утвердит его только в начале июля, контуры были достаточно ясны с самого начала. Суть плана заключалась в том, чтобы отстранить колониальные правительства и главнокомандующего от участия в делах индейцев и полностью передать управление ими северным и южным суперинтендантам. Торговля должна была вестись в определенных местах, либо в фортах (в северном департаменте), либо в определенных индейских городах (в южном департаменте), где представители суперинтендантов должны были следить за справедливым отношением к индейцам, предоставлять необходимые услуги и разрешать споры. Расходы на функционирование этой системы должны были полностью покрываться за счет налогов на индейскую торговлю. Как и меры, которые готовил Гренвилл, эти реформы должны были быть приняты парламентом, поэтому при планировании исходили из того, что они будут введены после того, как министерство будет уверено в своем большинстве и в поддержке короля[738].

Организационные меры Галифакса и планы Гренвилла по сбору доходов осенью 1763 года вылились в определенную колониальную политику. Но никакая теория, никакое видение империи не диктовали форму этой политики. Скорее, ее модель проистекала из Семилетней войны, которая создала проблемы, которые пытались решить министры, и преподала им уроки, которые направили их внимание и ограничили их выбор. Война оставила после себя в Северной Америке большую, разрозненную армию, уже не особенно эффективную, но, тем не менее, жадную до средств; могущественного (хотя уже и не вице-короля) главнокомандующего, чье ошибочное вмешательство в дела индейцев спровоцировало дорогостоящее и постыдное восстание; и ряд проблемных обязательств по Истонскому договору 1758 года, по которому британцы обещали уйти с запада и содействовать активной торговле между племенами региона. В свете этого наследия запрет Галифакса на заселение западных территорий в соответствии с Прокламацией 1763 года, отзыв Амхерста с поста главнокомандующего и утверждение плана по предоставлению индейским суперинтендантам неограниченных полномочий в торговле с индейцами выглядели вполне логично[739].

Уроки войны также направили внимание Гренвилла на меры по повышению доходов, которые как можно меньше оставляли бы на усмотрение американских ассамблей — законодательных органов, которые продемонстрировали качество своих обязательств перед империей, когда в 1758 году охотно открыли свои руки для субсидий парламента после многих лет жесткого отказа внести свой вклад в общее дело. Уроки войны побудили Гренвилла сосредоточиться на ликвидации контрабанды, которая, по его мнению (как и по мнению Питта), затянула конфликт и теперь не давала дохода его казне, хотя контрабандисты по-прежнему открыто презирали британскую власть. Наконец, уроки войны подтолкнули и Гренвилла, и Галифакса к восприятию новой великой империи в стратегических терминах, как образования, которое будет управляться из Уайтхолла в соответствии с целями британской политики. Если позволить колониям вернуться к своим старым, неряшливым, приходским устоям, это фактически позволит колонистам определять отношения индейцев с империей, позволяя американцам пользоваться защитой Британии, не внося ничего взамен. Все это неизбежно привело бы к повторению катастроф, подобных нынешнему восстанию, дало бы французским проектировщикам карт-бланш на разжигание новых восстаний и затруднило бы работу имперских офицеров, пытавшихся восстановить порядок и безопасность. А с такими последствиями, несомненно, не мог мириться ни один ответственный министр.

ГЛАВА 60

Закон об американских пошлинах: (закон о сахаре)

1764 г.

КАК ОПЫТ, а не теория, породил планы реформ, так и министерство реализовывало свою программу не столько систематически, сколько оппортунистически, по мере того как это становилось политически целесообразным. Как и ожидал Гренвилл, во время зимней сессии Общин оппозиция предприняла две крупные атаки: одна была основана на недовольстве налогом на сидр, другая — на беспокойстве по поводу того, как правительство использовало генеральный ордер против Джона Уилкса без учета парламентских привилегий. То, что министерство ожидало, что это будут серьезные испытания, было очевидно с самого начала