будет».
Но, чтобы полностью это понять и увидеть все обстоятельства смерти Беседина, надо обратиться к воспоминаниям Глеба Ходорковского (https://proza.ru/2009/06/16/1246): «С 6 июня по 4 июля 1966 года он должен был быть в отпуске. 4 июня Аркадий пришёл в институт за отпускными деньгами и спускался по лестнице вместе со своим начальником (неким Михайликом Е. Г.), руководителем переводческой группы отдела информации. Какой-то молодой парень привязался к Аркадию, произошла стычка, в ходе которой Аркадий якобы ударил этого человека ножом. Крови никто не видел. Аркадия арестовали. Родители и брат узнали об этом позже. Отец искал его несколько дней, потом, узнав, где он находится, подал заявление и отдал передачу. На заявлении стоит дата — 8 июня. Передачу приняли тогда, когда Аркадий был уже мёртв. 9 июня сообщили, что он умер в следизоляторе на Холодной Горе 8 июня от острой потери крови и поражения сердечной деятельности. Хоронили 10 июня. Гроб открывать родным не разрешили — не сомневаюсь, что он был жестоко избит. Свидетельство о смерти сына родители получили только через полгода — может быть, милиционеры боялись, что родственники через суд потребуют эксгумировать тело».
«Юра Котляр — поговорим о Бодлере!» Юрий Котляр — видимо, ещё один приятель харьковского периода. А разговоры о Бодлере точно были. Приведём небольшой отрывок из «Введения к “Цветам зла”» Бодлера в переводе Аркадия Беседина:
Мы грехами, глупостью и ленью Растлены до глубины души, Точно так, как нищих жалят вши, Нас привычно жалят сожаленья. Покаянье — лживо, грех — приятен, Мы охотно сознаёмся в нём И опять его стезёй идём, Мня, чтобы очистились от пятен. В колыбели зла владыка Дьявол Наши души нежно укачал, Нашей воли дорогой металл Этот химик сведущий расплавил. Нашим сердцем бесы управляют! В мерзостях ища себе услад, С каждым днём мы глубже сходим в ад, Но ни вонь, ни мрак нас не пугают.
«Но иных уж нет / А другие спились…» — восходит к пушкинскому «Евгению Онегину»: «Но те, которым в дружной встрече / Я строфы первые читал… / Иных уж нет, а те далече, / Как Сади некогда сказал». Впервые изречение персидского поэта Сади (между 1200 и 1219–1291 (по другим данным — 1292)) Пушкин поставил эпиграфом к поэме «Бахчисарайский фонтан» (1824): «Многие так же, как и я, посещали сей фонтан; но иных уже нет, другие странствуют далече». Но взял поэт эти строчки не напрямую из поэмы «Бустан» (она тогда не была переведена), а из поэмы «Лалла Рук» Томаса Мура (1779–1852), где Сади цитируется.
«Только Бах со мной…» — имеется в виду Вагрич Акопович Бахчанян (1938–2009) — художник, литератор-концептуалист, друг Лимонова с юношеских лет. Упомянут также в стихотворении «Мать Косыгина жила / может быть и живёт / в Харькове…» из «Седьмого сборника», в идиллии «Золотой век», в текстах «Мы — национальный герой» и «К положению в Нью-Йорке», во многих публицистических и мемуарных сочинениях Лимонова.
Бахчанян сделал обложку к роману Эдуарда Лимонова «У нас была великая эпоха» (М.: Глагол, 1992).
Важный факт: именно Бахчанян придумал псевдоним «Лимонов».
30 марта 1975 года в газете «Новое русское слово» Эдуард Лимонов опубликовал с тех пор не переиздававшуюся статью «Что читают в Москве», где одна из главок посвящена Бахчаняну: «Вместе мы приехали из Харькова в Москву, поселились, не спрашивая никакой прописки, жили в трущобах. <…> В Харькове работал художником (оформителем на заводе “Поршень”). Помню показательный суд харьковского КГБ над “абстракционистом” Бахчаняном на этом заводе. Принудительно развешенные картины. “Бахчанян, это у вас изображена женщина-мать? Разве такие наши советские женщины-матери?”».
Интересны позднейшие высказывания Лимонова о Бахчаняне: «…Бахчанян до сих пор жив. Седой как лунь, он пользуется неизменным почтением со стороны эмигрантов старой школы. Думаю, он добился бы куда большего, если бы остался в России или хотя бы вовремя реэмигрировал из Америки опять в Россию. О Бахча-няне, человеке талантливом, когда-то блестящем и остроумном, можно было бы написать целую книгу под названием ”Как зарыть талант свой в землю”, да мне не до этого. Я честно восхищался им, когда он заслуживал этого, но сейчас, когда он выцвел и слился с фоном, не восхищаюсь. В одном из недавних своих интервью он рассказал публике, как спас молодого Лимонова от пьянства. От пьянства никого спасти невозможно, и его влияние на меня было минимальным, так что пусть не сочиняет. Проблем с алкоголем у меня никогда не было, а если бы были, публике стало бы известно, я бы их обязательно использовал в творчестве». «Книга мёртвых-2. Некрологи», очерк «Конь Жукова» — о скульпторе Вячеславе Клыкове.
«Что и стоит делать под этим серым небом…»
«Бывают дни когда вспомнишь и Савельева / и Чулкова и кого угодно…» Учитывая тематику стихотворения, можно предположить, что имеются в виду Николай Савельев и Михаил Чулков. Николай Васильевич Савельев-Ростиславич (1815–1854) — русский публицист, автор работ по истории и этнографии славян. Среди его работ «Славянский сборник» (1845), «Дмитрий Иоаннович Донской, первоначальник русской славы» (1837), «Древний и нынешний Переяславль-Залесский в историческом и статистическом отношениях» (СПб., 1848) и т. д. Михаил Дмитриевич Чулков (1744–1792) — русский писатель, этнограф и фольклорист, издатель, историк. Автор «Краткого мифологического лексикона», «Словаря русский суеверий» и т. д.
«Пейзаж» («Листья листья листья листья…»)
Сравните поэтику этого стихотворения Лимонова с поэтикой Всеволода Некрасова: «Дождь и дождь / И дождь / И дождь // И дождь идёт / Идёт / Идёт // И дождь / Идёт // Капля / Кап // Лист об лист / Шлёп-пошлёп».
«И там где садик Лежардэн…»
Лежардэн (Les Jardins d’Etretat) — сад в городе Этрета на севере