уступила Даша. — Муженька-то твоего, небось, положение обязывает тебя с собой на официальные мероприятия таскать?
— Да нет, — обиделась та, которую позже назвали Мариной. — Он сам на них ходит.
— А чего же тебя с собой не берет? — спросила Даша, внимательно вглядываясь ей в лицо.
— Ну, почему же? — возразила ей та, которую позже назвали Мариной, изо всех сил стараясь придерживаться справедливости. — Сначала я ходила с ним… пару раз… А потом дети заболели, потом опять — ты же знаешь наши садики… А я, честно говоря, и не против, — торопливо добавила она, — мне эти торжественные застолья всегда поперек горла были. Сидела там дура дурой — никогда толком не знала, как разговор поддержать.
— Дура дурой, говоришь… — задумчиво повторила Даша. — А на работе как — все также в дипломированных лаборантах?
— А ты откуда знаешь? — смутилась та, которую позже назвали Мариной.
— Так Катерина докладывала, — усмехнулась Даша. — А мы все удивлялись, как тебе удалось в образцовую домохозяйку превратиться. Ты ведь лучше всех училась — мы были уверены, что на работе ты всех нас за пояс заткнешь.
— Я тоже так думала, — тихо ответила та, которую позже назвали Мариной, разглядывая свои руки, сложенные на столе. — А потом родились дети — и я вдруг поняла, что они мне важнее любой карьеры. Затем мужа взяли на новую работу — у него ведь такая ответственность, что нам с тобой и не снилась — нужно было кому-то домом заниматься, чтобы он о быте не думал. Не всем же командовать — кто-то и подчиняться должен, — тоскливо повторила она слова матери.
— Да как ты за него замуж-то вышла? — вдруг спросила Даша с такой злостью, что та, которую позже назвали Мариной, невольно вскинула на нее взгляд.
— Что ты имеешь в виду? — озадаченно проговорила она.
— А то, что еще в институте было видно, что он за человек! — взорвалась Даша. — Он еще там все свое будущее до последнего дня распланировал. Он жизнь свою строил, как соты в улье — главное, чтобы они в общую схему вписывались, и рабочие пчелы вокруг суетились, чтобы порядок в них поддерживать. Он и учился не для того, чтобы специальность приобрести — он острый интерес демонстрировал, чтобы преподаватели его заметили. И общественной работой он занимался не потому, что считал ее нужной кому-то, а чтобы полезными знакомствами обзавестись и нужную запись в характеристике получить. У него и романы были, как сценарии — с четким распределением ролей…
— Какие романы? — вскинулась та, которую позже назвали Мариной.
— Какие, какие… — проворчала Даша, с неловким видом отводя глаза. — Дело, конечно, прошлое, мы все не без греха… Да и не романы это были — он словно контракт заключал: ты мне — безоговорочное послушание, я тебе — светлое будущее. Он с десяток девчонок на потоке перебрал, и каждую по струнке строил: ни одного шага без его одобрения и ни одного взгляда в сторону — только на него, ненаглядного. А стоило ей возмутиться — свободна, подруга, инакомыслящих на сто первом километре держат. Двоих даже на комитет комсомола вызывали за развязное поведение, недостойное молодого строителя коммунизма.
— А что же вы мне раньше этого не рассказывали? — недоверчиво прищурилась та, которую позже назвали Мариной.
— Да нам даже в голову не приходило, что он сможет тебя всерьез окрутить! — воскликнула Даша. — К нашим-то он никогда не подкатывался — знал, что мы друг за друга горой стоим. А ты у нас вообще недотрога была, всегда на все эти страсти свысока подглядывала. Когда он вокруг тебя виться начал, мы даже обрадовались — очень нам хотелось, чтобы хоть раз в жизни не он недостойную отшвырнул — еще и брезгливо так! — а чтобы ему от ворот поворот дали — и сразу. А потом…
— Что — потом? — спросила та, которую позже назвали Мариной, вспоминая, какими зрелыми и обоснованными казались ей размышления будущего мужа, о которых говорила сейчас Даша.
— А потом ты вдруг все реже с нами общаться начала… — ответила Даша.
— Да ведь диплом же мы писали — все заняты были! — перебила ее та, которую позже назвали Мариной.
— Ну, с ним-то ты каждый день встречалась — значит, находилось время, — возразила ей Даша. — И мы подумали… Может, это — действительно то, что тебе нужно; может, действительно рыбак рыбака видит издалека; может, и ты — такая же, умеющая вперед смотреть и правильную дорогу в жизни выбирать. Ты же никогда ничего сгоряча — словно головой в омут — не делала, у тебя все всегда было вовремя и как положено… Ты и с нами как будто в ответ дружила: попросили помочь — помогла, сказали куда-то прийти — пришла; а сама — все равно как-то отдельно… И с парнями также — смотрела на них, словно им рядом с тобой не место…
— Это мне, Даша, словно нигде места нет, — тихо отозвалась та, которую позже назвали Мариной. — И на работе я — никто, и в семье детям с отцом куда интереснее, даже мать удивляется, если я просто так звоню. Я только тогда, с вами живым человеком себя чувствовала… — Она посмотрела прямо Даше в глаза. — Я и пришла сегодня… несмотря ни на что… потому что мне хотелось вспомнить…
— Так что же ты нас не разыскала, если уж совсем туго пришлось? — воскликнула Даша, моргая заблестевшими глазами. — Вон у Катерины телефоны бы спросила!
— Я была почти уверена, что вы обиделись, раз больше не звоните, — ответила ей та, которую позже назвали Мариной. — Что же напрашиваться после того, как столько раз отказывалась… — Она вдруг осеклась. — Я же не знала… Зато я всегда знала, что вы без меня прекрасно проживете, — старательно улыбнулась она, пытаясь перевести разговор в шутливый тон.
— Ну, ты и… — Даша явно не могла подобрать подходящее слово.
Громко хлопнула входная дверь, и в столовой показались еще двое ее бывших одногруппников — Семен и Паша. В руках у них были позвякивающие на каждом шагу пакеты.
— Отлично! — вскочила со стула Даша. — Сегодня у меня есть потрясающий тост!
— Елки-палки, кто это? — Семен остановился, как вкопанный, и потряс головой. — Паша, мы же по дороге, вроде, ничего не пили?
— Если я хоть одной бутылки не досчитаюсь… — грозно начала Даша, уперев кулаки в бока, но, не выдержав, рассмеялась. — Да она это, она — вам не чудится…
Вместе с вновь прибывшими к ним подошли и остальные. У Саши с Наташей, похоже, свой разговор состоялся — уголки губ у них беспрестанно подрагивали. Это была всего