class="v">
Кто мудр и духом тверд в любой беде. LXXX
«Остались позади твои вершины,
Уже теряешь волосы и пыл,
И хоть закат еще не наступил,
Но клонится к концу твой день недлинный,
А ты в плену любовной паутины
О вечности и думать позабыл», —
Шептала мне, когда я полюбил,
Душа, изнемогая от кручины.
Но тень мелькнет, и надо ли глазам
Виденье объяснять, что им открылось?
Она – предел мечты, а к небесам
Я охладел, приняв свою бескрылость,
И, обо всем забыв, за нею сам
Бегу, как если б юность повторилась.
LXXXI
К Антонио Пуччи
Двух дам Амор нередко представляет
Моим очам; у первой красота
В такой же мере, что и чистота,
Другая чуть постарше, но пленяет.
Мой взор их по наряду различает,
Они одеты в разные цвета;
Когда же разомкнет мой вождь уста,
Такая речь мне сердце обольщает:
«Одна изящна, весела, свежа
И девственна еще; а та, другая,
Накидку носит траурную вдовью.
Нельзя к двум сразу воспылать любовью,
Так назови одну из них, какая
Тебе отныне станет госпожа».
Мне труден выбор и на этот случай
В твоем совете я нуждаюсь, Пуччи.
Ответ Антонио Пуччи
Твой звонкий стих мне сердце окрыляет
Настолько, что во мне живет мечта
Служить тебе не только здесь, всегда,
Во всем другом, чего душа желает.
Тебе мой ум и возраст уступает,
Но я скажу, как знаю: неспроста
Представлены Амором та и та,
Что по́ сердцу, ту выбрать подобает.
На тетиве стрелу свою держа,
Дает он выбор, вкус твой уважая,
Блюди же выгоду ты по условью.
Кто влюбится в юницу, что и бровью
Не поведет, слова на ветр бросая,
Тот словно бы на лезвии ножа.
Как сын отцу, скажу: себя не мучай,
Вдовица юной ветреницы лучше.
LXXXII
Когда сходил к теням пастух Адмета
И тот за ним, что на спине так скоро
Чрез волны вынес дочерь Агенора,
Чью стойкость знали в Трое в оны лета,
Внезапно мне предстала донна эта
(Как та, что Олоферна силой взора
Пленила встарь для смерти и позора),
Как с третьей сферы, где любви планета.
Так ранила меня прелестным взглядом,
Как Купидон несчастную дочь Бэла,
Когда Эней с ней находился рядом.
Я жар Библиды ощутил всецело
И любовался траурным нарядом,
Как и ее накидкой снежно-белой;
Не будет, верилось, она суровей,
Чем злая страсть к ней вспыхнувшей любови.
LXXXIII
Когда случится так, Амор, что сети
Ослабишь, коими меня стянул,
Ни красота, ни слов манящий гул,
Ни обещанье всех услад на свете
Отнюдь не смогут вновь в оковы эти
Меня завлечь, каков ни будь посул:
Сбегу, пока поток не захлестнул,
В глухие горы, где умру в секрете.
Ты сон мой, явь и пища, и любой
Прохожий – это тоже ты, и, множась,
За мной твой образ следует повсюду:
В посмешище я превращен тобой
И в притчу во языцех – и тревожусь,
Что прежним никогда уже не буду.
LXXXIV
Иду ль дорогой торной день-деньской
Иль на распутье задержусь, бывало,
Шальная мысль меня всегда сбивала
На путь, от коего ни суд людской,
Ни страх, ни даже образ колдовской
Той, что всему причина и начало,
Меня отвадить не могли нимало,
Хоть до погибели подать рукой.
Так молодость, что, на беду, не в силах
Угар желаний сбавить хоть немного,
Среди любовных мается тенёт;
Но, став умней, не может пут постылых
Расторгнуть, бедная, себя и Бога
Гневит, и мучится, и смерть зовет.
LXXXV
Когда подумаю, что, как стекло,
Я хрупок и, как ветер, годы мчатся,
То стих и просто слово, как ни тщатся,
Не выразят, сколь сердцу тяжело;
Оплакиваю время, что ушло
На вздор, а также страх, что, мол, случатся
И на пути унылом повторятся
Тоска и бед несметное число.
Но донну потеснить не могут всё же
Ни боль, ни скорбь в душе моей, куда
Амором вписан лик ее пригожий.
А потому предвижу без труда:
Смерть от любви – мой жребий, и, похоже,
Иной мне дан не будет никогда.
LXXXVI
Гален и Авиценна, Гиппократ,
Алмаз и перл, рубин с аквамарином,
Шалфей, алтей с духмяным розмарином,
Псалом, Евангелие – не целят;
Ни ветр, ни тучи, ни жара, ни град,
Ни маг, ни бес в обличии зверином,
Ни перс, ни сын Иуды с сарацином,
Ни бедность, ни тоска, какой не рад, —
Ничто не может прочь изгнать из сердца
Ожесточенный мой любовный пыл,
Что в гроб меня мало-помалу сводит.
Надежда умерла у страстотерпца,
Иссякла доблесть, не осталось сил,
Всё мучит он меня и не уходит.
LXXXVII
Коль ты, кляня Амора постоянно,