мы и решили его создать. Тем более что технология мошенничества из разговоров с ними вполне прояснилась.
— И в чем же она заключается? — спросил я, мгновенно настроившись на рабочий лад — слабые места, согласитесь, всегда со стороны лучше видны.
— Сначала затягивается каждый этап предпечатной подготовки, — бросила и Марина шутливый тон — в ответ на мою заинтересованность. — То ответственный за него сотрудник заболел, то электричество отключили, то компьютер сбой дал, и результаты недельной работы пропали. Затем происходят неприятности покрупнее: от пожара в офисе до неожиданного визита проверяющих организаций. Форс мажор, одним словом, отдельным пунктом прописанный в договоре. После ликвидации его последствий автор узнает, что не только его интересы были затронуты, и нужно подождать своей очереди.
— Но не может же это продолжаться вечно! — не поверил я своим ушам.
— Может, — дернула уголком губ Марина. — Руководство издательства настолько тяжело трудится над защитой интересов попавших в непредвиденные обстоятельства клиентов, что застать его на месте не представляется возможным. Неделями, если не месяцами. А потом до человека доходит — или ему это популярно объясняют — что все указанные в договоре сроки прошли настолько давно, что обращение в суд либо потеряло актуальность по истечении срока давности, либо будет выглядеть просто глупо — где же ты, милый, раньше был?
— И как ты собираешься с этим бороться? — нахмурился я, пытаясь представить себе свои действия в таком вязком болоте. — По окончании срока договора сразу в суд подашь?
— Нет, — покачала она головой, — так я факт явного мошенничества доказать не смогу — они успеют где-нибудь договориться насчет подтверждения форс мажора. Он ведь в жизни действительно случается. При каждой задержке я буду требовать у них зафиксировать ее письменно — с печатью организации и подписью ответственного лица. Отказать в этом они мне не смогут — в договоре указан размер пени за каждый просроченный день, и в их интересах подтвердить отсутствие своей вины в нарушении сроков.
— И так до конца его действия? — спросил я, мысленно признаваясь самому себе, что у меня бы терпения не хватило — при первой же отсрочке карателей к ним пригласил.
— Пожалуй, даже чуть дольше, — задумчиво произнесла Марина. — Мне бы хотелось зафиксировать факт их уклонения от встреч с клиентами. За сроками Максим следить будет. Он же и проверит каждую указанную ими причину задержки — и если она окажется липовой, подтвердит это соответствующим документом.
Меня опять кольнуло неприязнью к этому абсолютно несоответствующему представлениям о своей профессии парню. Ну, в самом деле — один только взгляд на юриста должен человеку чувство уверенности внушать! Так же, как и на банкира. Или на доктора. А тут что? Ему бейсболку набекрень на голову и банку пива в руки — самый, что ни на есть, вечный искатель лучшей доли получится.
— А ты не боишься, — проговорил я, осторожно подбирая слова, — что и с ним… кому-то договориться удастся?
— Не боюсь, — усмехнулась она. — Он… из ваших.
А-а, ну, тогда — другое дело! После Марининых слов даже непритязательная внешность его приобрела несколько другой оттенок — нам ведь действительно не положено излишнее внимание к себе привлекать. И потом — в этом, пожалуй, есть даже некий хитрый маневр: действительно, такой невзрачный адвокатишка ни у одного преступника опаски не вызовет. Пока ему не подойдет время себя в деле показать.
А вот теперь — пусть мне кто-то скажет, когда это я противился (из чистого упрямства) аргументам собеседника, если тот оказывался в состоянии просто и убедительно доказать мне свою точку зрения. У меня ведь потому с Татьяной спорить не получается, что от нее такой вал эмоций катится, что только и остается — в спешном порядке защитный вал отрицания сооружать. Чтобы было за чем укрыться, замереть и молиться, чтобы не с концами накрыло. Причем так, что ни один археолог не возьмется откапывать, опасаясь остаточной психической радиации.
В то время как Марине в убедительности не откажешь. И в стройности изложения фактов. И в умении не отвлекаться на второстепенные детали. И в продуманности ответных шагов. И в отсутствии эмоционального самозавода, искажающего видение реального положения вещей.
Да-а, видно, не прошли даром мои труды — не зря я с ней столько ругался, мирился, скандалил и периодически мирным путем справиться пытался. Она ведь не Татьяна, которую можно терпением и лаской увещевать — ей контрастный душ требуется, чтобы пробрало. Но ведь можно же даже с ней контакт установить! Жаль, что не удалось этого ее… так легко сдавшегося на землю вытащить — посмотрел бы, как виртуозы нашего дела работают.
Вот теперь, пожалуй, пора и мне на сцену из-за кулис выступить — в короткой эпизодической роли, чтобы зрители хоть одним глазком глянули на создателя главной звезды спектакля.
— Хорошо, — хлопнул я ладонью по колену, — что мне делать?
— То, о чем мы с тобой договаривались, — быстро ответила она, вновь откидываясь на спинку своего кресла. — У меня сейчас физически времени нет ни Татьяну, ни Светку успокаивать. Судя по твоему сегодняшнему появлению, они уже обе в истерике бьются. И сколько я Светке не повторяла, что обмануть меня не так-то просто, у нее, похоже, уши заложило. Вот и поработай по специальности, объясни им… или хоть Татьяне, что нечего за меня трястись — на этот раз я точно знаю, что делаю. Все факты я тебе изложила — выбери из них наиболее убедительные.
У меня мелькнула мысль, что рамки эпизодической роли вполне можно расширить — мои недавние мимолетные разговоры со случайными пассажирами окончательно убедили меня в том, что я могу найти общий язык даже с совершенно незнакомыми мне людьми.
— Жаль, что ты не взяла меня с собой на встречи с этими авторами, — проворчал я. — Я бы тебе мгновенно их психологический портрет составил, чтобы в следующий раз легче было их к своей точке зрения склонить. Хочешь, могу с тобой — с той же целью — в издательство пару раз съездить? Или провести пару занятий с этим твоим Максимом, если уж ему придется из разных людей свидетельства выжимать — что-то он мне не очень опытным показался.
Марина издала какой-то непонятный звук — то ли возмущенно фыркнула, то ли одобрительно хмыкнула. Я счел для себя возможным склониться к последнему — Сергей Иванович так реагировал, когда мне удавалось отстоять (в привычных ему выражениях) право быть главой своей собственной семьи, ссылаясь на его пример.
— За него не переживай, — обрела, наконец, голос Марина, — его квалификация хорошо проверена. И со