Читать интересную книгу "Круг ветра. Географическая поэма - Олег Николаевич Ермаков"

надо все устроить так, чтобы Сангхабхадра со своими лучшими учениками прошествовал дальше, в Срединную Индию, и пускай там сразится с мудрецами.

Но Сангхабхадра, дойдя до этого монастыря, куда мы и пришли с Джанги и где слушали рассказ старого монаха, внезапно прозрел. И написал покаянное послание ушедшему полководцу Васубандху. И внезапно умер. А ученик догнал Васубандху с тем письмом. Тело Сангхабхадра сожгли, а кости заключили в ступу, которую старый монах нам и показывал среди деревьев амалака.

Так закончилось это сражение.

Но как же поступил Васубандху с той шастрой, написанной против него? Ведь ее судьбу вверял ему мятежный автор? Он сказал, что не станет опровергать эту шастру. Пусть так все и будет, эта шастра позволяет на самом деле лучше понять «Абхидхармакошу».

— Это будто продолжение прежней истории, — молвил Джанги. — Размышление как молния вдруг озарило знание. Поистине, размышление выше знания.

Там же, в той роще, была и ступа с мощами Вималамитры, который тоже был знатоком и много ходил по Пяти Индиям, совершенствуясь и накапливая знания, а когда он возвращался на родину в Кашмир, то остановился здесь и, касаясь ступы Сангхабхадра, провозгласил его светочем мудрости и заявил, что продолжит его дело ниспровержения Васубандху… Да тут у него горлом хлынула кровь, тело ослабело. Прежде чем скончаться, он успел тоже покаяться, как и Сангхабхадра, надиктовал письмо давно умершему Васубандху.

Таковы поля сражений Индии.

И мне, недостойному, довелось в них участвовать.

Глава 18

Тот старик, что рассказывал про Васубандху, послушав наши рассуждения, вдруг загорелся идти с нами. Но был он не столь бодр, как тот же Джанги, хотя разница у них в летах была небольшая, может, лет пять-семь. И, погоревав, старик все же нашел решение — отправил с нами шраманеру, наказав ему слушать наши разговоры, запоминать, а самое интересное и записывать. Джанги сказал, что чувствует себя каким-то императором. И это — империя вольных странствий. Старик тут же шикнул на шраманеру, мол, давай уже и записывай. И шраманера, звали его Мрга-сава. Олененок, и вправду записал это речение Джанги на пальмовый лист. А был шраманера и действительно похож на олененка, с большими выпуклыми глазами, убранными густыми ресницами, с легкой походкой, поджарый. Нам он понравился. Вызвался с нами идти, дабы совершить поклонение Четырем местам, и монах Пушадева, средних лет, добродушный коротышка. Так мы и пошли.

И вышли к Вратам Ганги. Это город Моюйло[394].

Где-то в Гималаях, что высятся уже близко, Ганга берет свой разбег, а здесь она вырывается на просторы равнин. Течение ее стремительное, захватывающее, вольное. Ганга обнимает, словно матушка, этот город протоками. Жители добывают медную руду, горный хрусталь. И в лавках повсюду мы видели хрустальные сосуды, даже изображения божеств. И все зажиточны, приветливы. Большинство иноверцев. Они молятся в огромном храме у реки, в котором, как говорят, свершаются разные чудеса. Жители Пяти Индий стремятся сюда попасть, дабы окунуться в быстрые воды Ганги и обрести первозданную чистоту, как они думают. Правители возвели Дом заслуг, который и принимает странников. Там есть склады, в которых хранятся запасы лекарств и еды для сирот, вдов и одиноких людей. И это знаменательно. Джанги изрек очередную мудрость, которую тут же записал наш писец Мрга-сава: «Йиихху! Исток Ганги — источник добра, клянусь зубом Будды». Только шраманера захлопал оленьими глазами, не зная, как перевести первое слово.

— Смею ли спросить, что оно означает? — проговорил он.

Джанги важно кивнул и ответил:

— Почти то же, что и Ом. Только немного жарче, суше. И если «Ом» — растекается широко, то «Йиихху» устремляется сразу ввысь.

Мы любовались волнами и струями Ганги и не могли оторваться. Джанги сказал, что испытывает неодолимое желание броситься в этот поток и уплыть в океан.

— Проще взять лодку, — возразил Пушадева.

— Но я не могу, — ответил Джанги. — Дал обет довести этого черноголового до Наланды.

— Передоверьте этот обет нам, — ответил Пушадева.

— Это повредит моей карме, — отрезал Джанги.

Нам рассказали, что там, посреди Гималаев, есть страна Суфаланацюйдало, где добывают много золота и правят женщины. Потому она называется еще Восточной Страной Женщин. Мужчины там пашут и воюют. Все ходят в мехах из-за холода.

— А я думал, — сказал простодушный Пушадева, — что все войны от мужей-правителей.

— Все войны, монах, от жадности, — возразил Джанги. — Разве жадность не свойственна женщинам?

И шраманера записал его изречение.

И мы отправились дальше, достигли города Говишана под защитой гор. Город, как ожерельем, окружен цветущими рощами и озерами. Сюда приходил Татхагата и проповедовал. Наверное, поэтому жители добры и искренни, хотя в большинстве своем иноверцы. Но истинное слово сеется и потом возрастает, и возрастает в сердцах, передаваясь от отцов и матерей потомкам. Вот почему странствующие монахи заслуживают уважения — они несут истинные слова. Примерно так рек Джанги. Получив в сопровождение писца, Джанги уже не мог слова в простоте молвить, его так и подмывало вещать. Мне забавно было наблюдать за этим. Но думаю, что старик-настоятель нарочно послал с нами этого паренька: не столько записывать какие-то там мудрости, сколько научать его. Кроме того, шраманера всюду передавал весть своего настоятеля другим настоятелям и монахам, а еще и свершал жертвы цветочные в священных местах не только от себя, но и от пославшего. Старик был все-таки еще и шутник. Так он испытывал нас. И, кажется, многоопытный Джанги попался, как говорится, на удочку… Или тоже шутил?

В любом случае все это очень разнообразило наш путь. Хотя он и без того был занимателен.

Между тем мы пришли в город Эсичидало на левом берегу Ганги. Вокруг зеленели леса, полные родников и зверей. Здесь живут мягкие люди, приверженцы Дхармы. Потому и монастырей много, а в них обитает тысяча монахов. Но есть и поклоняющиеся дэве Ишваре, которые обмазываются золой.

Мы снова переправились через Гангу и попали в страну Пилошаньна. Здесь уже мало монастырей Дхармы и монахов. И вот — нравы дикие, люди склонны к жестокости. Увидев, что шраманера что-то записывает, двое жителей потребовали, чтобы он прекратил это делать. На вопрос почему — они отвечали, что мы похожи на лазутчиков. И конечно, они имели в виду прежде всего нас с Джанги. И Джанги им отвечал следующее: «Если мы и лазутчики, то лазутчики истины и света в вашем царстве тьмы и грубости».

В ответ просто полетели камни, и Джанги попало по голове, у шраманера порвался лист и сломалась писцовая палочка. И мы поспешили прочь, прочь из этого города. Вскоре глаз Джанги затек.

— Они хотели выбить мой единственный глаз, чтобы я не