— Бесстыдник! — ахнула по итогу Анна и чуть кулачок сжала, пихая Витю в плечо. — Скажи ещё, что я про день рождения твой забыла!..
— Заметьте, Анна Игоревна, — вскинул палец Пчёлкин. — Не я это сказал!
— Что?!.. — брови съехались к переносице, и глаза сошлись в недобром прищуре. Аня сама не заметила, как кулачки сжала и приготовилась ими по плечам Витиным забить, будто силой физической, с его данными не шедшими ни в какое сравнение, выбить думала оскорбляющие её мысли.
Но Пчёлкин удивительно играющим жестом наклонился, губами крадя все доводы девушки.
Аня аж чуть задохнулась, когда мужчина любовно поцеловал её — языком прошелся промеж губ, прежде чем внутрь скользнуть. Под пледом стало не то, что тепло, жарко, и само покрывало стало чуждым. Девушка не думала сопротивляться, почти за затылок юношу обняла, глубже позволяя себя целовать, сама в стороне не оставалась.
Но Витя, сочтя пылкостью Князевой за утвердительный ответ на начальное его предложение, перехватил Аню в руках своих до того, как желание куда-либо ехать покинуло и его.
— Одевайся.
— Лефортовский парк…
Аня сама не поняла, с какой эмоцией произнесла место их прогулки. И в недоумении была, удивляясь, почему именно к нему Пчёла без десяти двенадцать её привёз, и умилялась осознанию, что здесь и было первое их «официальное» свидание, и даже каплю негодовала тем получасам, какие пришлось потратить на дорогу.
Дни октября были теплыми, но ночи становились холодными, вместе с собой принося в столицу первые заморозки. Деревья покачивали ветвями, на которых листья, хоть и желтыми были, но стремительно опадали на сырой асфальт, на поверхности неглубоких луж, на озера парка, через которые перебрасывались не знавшие реставрации мосты.
Ветер был редкий, но холодный, близкий к пронизывающему. Рука Вити, сжимающая кулак Анин, грела лучше запахнутого до самой груди пальто. Она на мужчину смотрела исправно раз в секунд двадцать, наблюдая, как на свежем воздухе со скулистого лица пропала какая-то болезная румяность, как фонари играли тенями на профиле Пчёлкина.
— Да. Помнишь? Гуляли здесь в первый раз.
— Конечно, помню. Ты ещё пиджак мне свой дал, чтоб у озера сесть. А сам рядом упал.
Витя усмехнулся. Подошва стучала по брусчатке, какой мост выложили. Луны видно не было за дымкой тумана; ночное светило расплывчатым казалось, опускаясь удивительно близко к горизонту.
— Между прочим, это ты меня дёрнула. Вот я и упал.
— Что же ты не сказал, что хотел на корточках сидеть!.. — хохотнула Анна. Смех её, что в тишине пустого парка казался колоколом, по руке Пчёлы пустил мурашки.
Кокетство Князевой так ему нравилось, в глазах зеленых зажигало озорные искорки, мелкие складочки возле самых уголков век образовывая. Она будто на два года назад вернулась воспоминаниями. В то время, когда только узнавали друг друга, когда и примерных представлений не было о важности, какую стали представлять.
Время без забот… Туда хочется вернуться, но довольно быстро это желание прочь отгоняешь, понимая, что надо дальше двигаться и реже оглядываться на то, что было раньше.
Они остановились на середине моста. Витя руками упёрся в перила, посмотрел на темную воду, что в Яузе спокойно стояла, ловя в себя желто-красные листья. Лишь мелкая рябь искажала почти ровное отражение воды. Аня стояла прямо, разглядывая далекие, что самое главное, пустые дороги по правую и левую стороны от речушки.
Пчёла взглянул в безликое лицо своё, что отражалось в чёрной воде реки, вздохнул. Пальцем погладил Аню по фалангам, натыкаясь подушечкой пальца на кольцо, какое она сама себе подарила после достижения должности помощницы главного режиссёра.
Сейчас или никогда. Пан или пропал.
— Хороший подарок.
Князева голову опустила, улыбнулась так, что ночь перестала казаться мёрзлой, и поймала в мягкости ладонь Вити. Смешок её разрезал тишину, что одновременно и тяжестью на плечах лежала, и не напрягала особо.
— Да… Было время, — она не стала ладони освобождать, чтоб посмотреть на украшение. — Вроде, недавно только побаловала себя. А уже почти год прошёл, в декабре же Сухорукова к себе позвала…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Не думаешь новое колечко взять себе? — спросил Пчёла, не распрямляясь; казалось, в полный рост встанет, от перил оттолкнется — и кости станут мягкими, как желе, сгибаясь под тяжестью мышц, вен и сухожилий.
Князева в кокетстве, какое ей, по всей видимости, самой нравилось, увела взгляд в левый нижний угол:
— Праздников пока никаких не ожидается.
— Ах ты хитрюга! — воскликнул, смеясь, Пчёлкин, и всё-таки себя пересилил. Плечи назад откинул, перехватывая в объятья Анну под смех её, чуть покружил девочку, причитая:
— Что, становление режиссёром — не такой веский повод, как достижение должности его помощника?
Девушка за плечи его ухватилась, улыбаясь так, что заболели щёки.
— Веский! — не отрицала Аня. — Но… — и снова эта хитрая улыбка, которой она невесть с кем игралась. — …повторяться не хочется. А так, до Нового Года ещё два с половиной месяца, до восьмого марта — ещё больше.
— А как же день рождения? — спросил хитро Пчёла.
Мелочь в кармане ощутимо потянула вниз пиджак, тяжестью перекладываясь на плечи. Ладони его с крепостью сомкнулись на талии Князевой, которая чуть ли не ослепила Витю блеском задорным в зрачках.
— Не зубоскаль. Из нас двоих явно не мне стоит намекать о подарке на почти-юбилей, знаешь ли.
Витя с напускной важностью вскинул подбородок, будто назад откидывал растрепавшиеся от ветра и Аниных ласк волосы.
— Да-да, я именинник, — он довольно из стороны в сторону покачал головой, подставляя её то под лунные лучи, то под свет от фонарей. Князева хихикнула жестом, которого до того бы никогда себе не приписала, и подбородком упёрлась в грудь мужчине, на него смотря снизу.
Кадык дёрнулся от глотка, будто на шею Вите удавку накинули, когда бригадир с намеренной важностью вдруг поправился:
— Хотя, нет. Не именинник.
Аня уже думала его спросить, отчего же он себя праздника, о котором говорил много, лишил вдруг, но быстро поняла ответ. Именинником, если разобраться, был тот, кто отмечал именины, а не день рождение. И, так если разобраться, Пчёла действительно им и не являлся…
Князева наклонила голову, вместе с тем и корпус, чуть в объятии раскачиваясь с Витей, как маятником.
На миг показалось, что с брусчатки моста в воду падать камни стали, что тот сыпаться вдруг стал под ногами их, но это прошло, когда Анна призналась:
— Никогда не знала даты своих именин. Их же несколько?
— Ага, — кивнул Пчёла. В горле стало сухо, как от горстки мелкого сухого песка, когда у него дрогнули пальцы, а вместе с ними и какие-то особенно чувствительные сердечные мышцы.
Он как бы невзначай сказал:
— У тебя, кстати, сегодня.
— Да ладно, — вскинула брови Князева в несильном, но приятном удивлении. Она на Пчёлу посмотрела, заприметив вдруг, как из болезной красноты он стал вдруг бледным. Луна, что ли, так светит странно?..
— Прямо перед твоим днём рождения, надо же…
— Так, может, я колечко на именины тебе подарю?
Князева почти рассмеялась, но какая-то смутная догадка вкупе с формулировкой Витиной кольнула под рёбра, подобно шпагой. Но лезвия острого из сердца Аниного не вытащили, а внутри оставили, позволяя металлом чувствовать кровяные толчки.
А Витя, взгляд которого с высоты его роста стал казаться будто новым, незнакомым, руками, что почти закаменели на талии Князевой, ладони её поймал.
Холодные у неё руки. Такие согреть хотелось — хотя дыханием, хоть пальцами, хоть поцелуями беглыми.
Всё. Нет пути назад. Всё или ничего.
— Ань…
Она догадалась.
Слова, серьезностью одновременно пугающие и привлекающие вплоть до тряски в голосе, пропали из головы, будто их там и не было никогда. Пчёлкин руку одну освободил из хватки её, гладя женскую ладонь, и нырнул в карман за бархатной коробочкой.