И прикус неправильный. Нечеловеческий. А когда монстр понял, что она его увидела, то просто исчез. Мы с Вэлиентом подумали тогда, что Пискля устала и ей померещилось, но теперь я уже не знаю. Чудовищ может быть много, и нам надо быть готовыми ко всему.
Демиру показалось, будто ледяной палец скользнул по его спине вдоль позвоночника. Разве не такое же лицо он видел в окне материнского кабинета, когда вернулся в Оссу? Неужели что-то потустороннее? Ему вдруг стало зябко.
– Итак, у нас есть летучий гласдансер, – сказал Демир, пытаясь прогнать озноб, – и исчезающий монстр с неправильным прикусом. Стекло меня раздери, как мы собираемся бороться с монстрами?
Он резко вдохнул, сражаясь с желанием найти тот витглас и снова вдеть его в ухо. Может быть, стоит попробовать еще раз. Может быть, если… Он встал, повернулся спиной к трем офицерам и уставился в стенку палатки. В его наполовину составленных стратегических планах вдруг возникла брешь, причем огромная, и он не знал, чем ее прикрыть. Только монстров ему недоставало: он и с остальным не знает, что делать. В нем снова проснулась сладкая тяга к предательству – бежать, бежать в провинцию, чтобы его никогда больше не видели здесь.
– Тот летучий гласдансер, которого мы видели, – заговорил Идриан, – наверное, и убивает разведчиков. Ты сказала, что твой гласдансер даже не успел достать яйцо из кармана?
– Да, – отозвалась Джорфакс.
– Конечно, ведь он и не пытался. Никто не ждет нападения с неба. Если этот крылатый гласдансер нападает на наших разведчиков в одиночку, понятно, почему мы потеряли только восемь групп, а не все сразу. Он не может работать так быстро. Значит, у нас есть шанс.
– Какой? – спросила Джорфакс.
– Устроить ему ловушку. Отправьте против него меня, Мику, нескольких инженеров, солдат, замаскированных под разведчиков, и одного гласдансера. Когда он нападет на нас, гласдансер, который будет следить за небом, предупредит нас, Мика гранатами прижмет его к земле, а я убью.
– О-о-о, – почти чувственно выдохнула Джорфакс. – Мне нравится этот план.
Демир не обернулся. Ему не понравилось слово «замаскированных», но он не мог понять, чем именно. Это раздражало – он чувствовал себя стрелком, который мажет, раз за разом пытаясь попасть в беспорядочно движущийся объект. Демир сделал глубокий вдох и постарался сосредоточиться.
Нет, нельзя. Ему нельзя убегать, если он хочет защитить тех, кого любит. Что он обещал себе совсем недавно? Больше никакого высокомерия, безрассудства, калечащей неуверенности в себе. Надо оставить их в прошлом, сбросить с себя всю эту шелуху, как змея сбрасывает кожу. Он должен взять все лучшее и от своего прежнего «я», и от нынешнего. Но каково оно, его нынешнее «я»? Кто он теперь – обаятельный мошенник? Аферист? Друг палочных бойцов, который устраивал им договорные бои ради забавы и денег? Демир нахмурился – пришла внезапная догадка: он напрасно потратил столько времени, деля свою жизнь на «до Холикана» и «после Холикана», а надо было понять, что он не так уж сильно изменился. Энергия, обаяние, организаторские способности – все это было у него раньше и никуда не делось. А что до мошенничества, то, если подумать, много ли различий можно найти между профессиональным политиком и аферистом? Просто он разуверился в себе и потерял способность действовать публично, без маски.
Ход мыслей вернул его к словам Идриана. «Замаскированных». Почему именно это крутится у него в голове? Потому что сам прием знаком ему по прежним временам? Что ж, каждому мошеннику нужна маскировка, но нужна ли она теперь генералу Демиру? Точнее, чем она может помочь ему сейчас?
– Демир? – окликнул его Тадеас. – Как тебе план Идриана?
Демир повернулся к ним лицом:
– Что ж, ловушка – хорошая идея. Надо воплотить ее в жизнь. Кем бы ни был этот летучий монстр, мы заманим его в ловушку и убьем.
– Но это всего лишь одна сторона этой войны, причем не самая важная, – продолжил Тадеас. – Мы еще не говорили о Гренте. И о Керите. Надеюсь, ты что-нибудь придумал, пока был в городе.
Демир отмахнулся от дяди, все еще погруженный в раздумья. Он чувствовал, как встают на свои места кусочки мозаики, как память отдает хранящиеся в ней крохи сведений и они складываются в единую картину.
– В общем, Джорфакс права. Мне не победить Керите в открытом бою. Она – лучший стратег в мире. Но наемников всего около семи тысяч, верно? Большая часть ее войска – грентцы.
– И что с того? – спросил Тадеас и выпрямился.
Значит, он заметил перемену в выражении лица Демира. Вот и хорошо. Пусть это придаст ему уверенности в себе и в командире, она не будет лишней.
Демир продолжил:
– Живя в провинции, я занимался тем, что устраивал поединки палочных бойцов. Мне не всегда удавалось подкупить судей, но я скоро понял, что они зависят от мнения публики. Когда судья видит нарушение правил, он должен остановить бой и наказать виновного. Но если толпа верит тому, что видит – когда бой оказывается очень хорошим, зрелищным, – судья не смеет вмешиваться. Он делает то, чего ждет от него толпа. Керите – мой судья. Она – арбитр на поле боя, она будет следить за каждым моим движением и действовать соответственно. Значит, мне нужно обыграть не ее. Мне нужно обыграть офицеров Грента, ее нанимателей. Сколько у нас сейчас национальных гвардейцев?
– Шестьдесят тысяч, – задумчиво ответил Тадеас; Идриан и Джорфакс нахмурились, но Демир видел, что его дядя догадывается, куда он гнет. – Но ты ведь сам говорил, что от них никакого проку, один вред. Если они струсят в бою и побегут, то могут увлечь за собой настоящих солдат.
– Я не собираюсь бросать их в бой, – ответил Демир. Его мысли неслись так быстро, что он едва поспевал за ними. С витгласом, конечно, было бы еще быстрее, но ему еще не доводилось мыслить так стремительно без поддержки извне. Казалось, все, кто жил в нем, – мошенник, политик и генерал – вдруг заговорили на одном языке. – Отправьте в Оссу гонца, самого быстрого. Пусть министерство Легиона доставит сюда все обмундирование, какое только найдет. Мне нужно десять тысяч комплектов, а лучше больше. Мы оденем в них гвардейцев и пошлем в Грент. Пусть ходят там по улицам, захватывают мосты, занимают жилые дома. Но никаких настоящих сражений. Пусть нашу форму видят, и все.
Джорфакс, похоже, поняла его замысел, а потом и Идриан выпучил свой единственный живой глаз. Полковник сказала:
– Грентцы запаникуют и выведут с передовой свои силы. Не важно, что скажет