— Однако ты не нашла несовместимым Володю, а он тоже пришел не один!
— Это его забота! А мне так хотелось избавить тебя от проводов в такой отдаленный район Москвы. Видишь, ты этого совсем не оценил! И не могла же я отказаться от машины, подумай!
Вадим быстро сообразил, что взял неправильный тон, и все его упреки разлетаются о ее иронию и явные насмешки.
— Надюша! Ты себе не представляешь, кто этот Володя! — Вадим взял Надю за руку, — Тебе известна фамилия Субботин?
— Первый раз слышу! Кто он, певец?
— Вот видишь? Это один из наших ведущих ученых.
— Ну и что? Какое мне дело до него! — начиная мерзнуть и раздражаться, злобно оказала Надя.
— Так Володька его единственный сын!
— И все? Только что сын?
— Он и сам заканчивает аспирантуру и будет работать у отца. Его пасет для себя Маша, внучка…
Но Надя резко оборвала его:
— Да какое мне дело до всех их! Оставь меня в покое, мне неинтересно, у кого какой отец, дедушка, бабушка и внучки!
Вадим предпринял последнюю попытку убедить ее в тщетности ее притязаний:
— Глупая! Он бросит тебя! У него таких, как ты…
Он из лучших побуждений покривил душой, изобразив друга неким донжуаном, хоть никаких оснований для этого не имел, однако, наблюдал не раз, что слабый пол питал определенную склонность к Володе, возможно не только из-за его обаятельной внешности, но также и ореола отцовской известности в ученом мире.
Надя нетерпеливо дернулась и даже топнула ногой.
— Ступай Вадим, ради всех святых! Мне завтра рано вставать! — сказала она, устало зевая.
— Знаешь что? — вскипел рассерженный не на шутку Вадим. — Твое самомнение превыше твоих возможностей!
— О, Боже! Да уйдешь ты, наконец! — теряя терпение, с досадой крикнула Надя, повернулась и ушла в подъезд.
Полный обиды и гнева, Вадим ушел.
И в самом деле, какая-то плиточница строительной бригады, простая работяжка, которую он необдуманно ввел в компанию своих друзей — «золотой молодежи», нагло посмела пренебречь им, вообразив себе, что может соперничать с внучкой самого…! Отвергнуть его, будущего архитектора! Утешало одно: как она пожалеет потом. Но будет поздно!
Больше он Надю не беспокоил, не звонил, и вообще, «выбыл в неизвестном направлении», как сообщалось из лагерей о выбывших на этап.
«На этом все! Отныне никаких гулянок, вечеринок и прочих забав, — решила Надя. — Строгий режим, голос должен звучать свежо, без малейших признаков усталости». Кроме того, придирчивая и строгая Елизавета Алексеевна требовала, чтоб Надя всегда была в форме не только для пения, но и своим внешним видом.
«Ты артистка и должна не только сама знать об этом, ты должна быть образцом культуры во всех смыслах этого слова». Попробуй, будь образцом, таская ящики с плиткой и бадьи с раствором!
Труднее всего было держать в порядке руки. От цемента и постоянных работ с мокрыми тряпками, которыми затиралась и мылась плитка, руки покрывались цыпками, кожа трескалась и саднила. Надя-маленькая, Аня и еще три-четыре плиточницы работали в резиновых перчатках, предварительно смазывая руки обильно кремом. Получив от своей сварливой преподавательницы нагоняй, Надя на следующий день забежала в аптеку и купила сразу несколько пар резиновых перчаток и крем «Метаморфоза, самый дешевый, какой был. После некоторых неудач она приспособилась работать в них. Перчаток хватало не более как на неделю, что тоже увеличивало статью расходов, зато не стыдно было пойти в парикмахерскую и сделать маникюр.
К зиме пришлось еще раскошелиться на зимнюю обувь. Повезло купить «по случаю», через Надю-маленькую, озверелой дороговизны меховые полусапожки на молнии под названием «румынки». Для начала от цены Надю качнуло в сторону, но, примерив их, она уже не могла отказаться, очень уж ладно сидели меховые «румынки» на ноге.
— Бери, не раздумывай! — тихо увещевала Надя-маленькая. — Импорт, Италия! Где еще такие купишь?
И Надя дрогнула, не выдержала. Наборный каблучок пробил еще одну брешь в сберкнижке. Пришлось отсчитать тысячу сто двадцать рублей! Надя-маленькая по вечерам успевала «халтурить» в каком-то цековском доме на Арбате, в Староконюшенном переулке, и всегда была в курсе последних «криков моды».
— Хозяйка свинья свиньей, но одевается «шикозно», стиляга, модница. Сам где-то в ЦеКа работает, на черной машине вечерами подъезжает, с шофером! А она целый день по магазинам чешет и по телефону треплется. «Биздилюшки» в комиссионках покупает, — придав хорошенькой мордочке таинственное выражение, рассказывала Надя-маленькая. — Она его Зуем зовет, за глаза, конечно. Подружке своей докладывает: «Мой Зуй опять рано приперся».
Несколько раз она приглашала с собой на «халтуру» и Надю-большую.
— Платят, как скажешь, плитка не наша горбатая, а чешская или польская. Знай, ляпай на стену.
И Надя, наверное, пошла бы подработать, но совмещать не получалось. Елизавета Алексеевна дала ей учить с Ритой еще две вещи: Серенаду Векерлина и Перголезе, совсем простенькие вещи, но просила петь по-итальянски.
— Рита поможет выучить, надо немного освободить язык для гласных, — объяснила она тоном, пресекающим всякие возражения, просьбы или сомнения. Как хорошо бы звучали по-русски эти слова:
«Кто хочет купить прелестную птицу жаворонка, который поет с раннего утра до самого вечера?» Рита, добрейшая, милая женщина, с удовольствием вспомнила полузабытые слова, которые когда-то учила, будучи студенткой музыкального училища при консерватории.
— А почему дальше не пошли, в консерваторию? — полюбопытствовала Надя
— Дура потому что! — Замуж выскочила, девку вон родила, не знаю, зачем, вот и вся учеба закончилась. А способности были! Заруби себе на носу: хочешь достичь чего-нибудь в жизни, будь свободной! — Рита улыбнулась и смахнула с ресниц слезы. — Тебе, конечно, нелегко придется, одолеют мужики. Но, ты держись! — с искренним сочувствием сказала она.
— Мне это очень легко! — вздыхая, прошептала Надя и мысленно добавила: «За кого бы я хотела, хоть сейчас, по битому стеклу босыми ногами бежать, его уж нет…»
«ТОПИ КОТЯТ, ПОКА СЛЕПЫЕ» ИНАЧЕ БУДЕТ ПОЗДНО…!
По четвергам муж Риты возвращался домой заполночь, и Рита после занятий усаживала Надю непременно «чаевничать». Надя забегала по дороге на Кировскую за небольшим тортом или пирожными, чтоб не быть «нахлебницей», Рита брала от соседей свою Машутку, и втроем они долго засиживались за чаем.
Иногда Рита была «в ударе» и играла своего любимого Грига, а Надя пела грустные песни Сольвейг, пока не начинали стучать в стену рассерженные соседи.