— Тьфу! Ну и дура! — сплюнул на пол Степан Матвеевич, теряя терпение.
— Прошу не оскорблять! Я вообще могу уйти с вашего участка!
— Так вот, мое последнее слово! Не хочешь, не надо, другие найдутся, а ты жди-пожди еще год!
— Уж лучше еще год перебиться, чем всю жизнь маяться!
— Лучше, лучше! — загудела бригада на разные голоса.
— Значит, оказалось, никому не нужна квартира, лучше общежитие?
Степан Матвеевич зловеще насупил брови и в гневе застегнул доверху пуговицы на спецовке.
— Нужна! Нужна! Только не на первый этаж!
— Не хотите, значит? Не надо! Так перебьетесь. А ты, Анна! Жди, когда в цековский дом высшей категории пригласят жить! — С этими словами он решительно направился к двери, но тут же круто обернулся и подошел к Наде, одиноко стоявшей у окна. В общий спор она не вмешивалась, на очереди не стояла и работала недавно.
— И тебе, Михайлова, не нужна прекрасная однокомнатная квартира?
— Прекрасная, замечательная!
— Булганину или Микояну предложите!
— Квартира хуже сортира! — голосили наперебой девушки. Надя, боясь нарушить негласный договор или, как сказали бы в Воркуте, «саботаж», молчала.
— Ну, говори же! — прикрикнул на нее Степан Матвеевич.
— Нужна! — робко произнесла она. — Только я ведь не на очереди…
— Иди за мной в контору, — приказал Степан Матвеевич и победоносно взглянул на Аню. Та тотчас отвернулась.
Девушки бросились уговаривать Надю не брать ордер, подождать.
— Стоит еще потерпеть немного и можно получить хорошую! Строителям все время понемногу выделяют жилплощадь, — уверяли они Надю.
Но она, сказав «да», уже никогда не отреклась бы от своих слов. Кроме всего, ее совсем не страшила жизнь на первом этаже.
— Ну и дура! — заключила Люба. — Учти — это на всю жизнь.
— Я привыкла жить на низу, — возразила Надя, еще не веря до конца своему счастью. Только Надя-маленькая, которая ходила с ней по городу и часто забегала на этажи, где работала Надя-большая, улыбнулась лукаво и хитро:
— Что вы, девчата! Спорю, года не пройдет, улетит она от нас.
На седьмом небе от радости почувствовала себя Надя, получив ключи от крохотной, изувеченной квартиры. «Бот что значит «общее — ничье», — подумала она. Выщербленный паркет, облупившиеся обои, побитый кафель в санузле и на кухне. И все же это была радость! Можно было запереть дверь и не сказаться дома. Можно было в воскресенье лечь с вечера и проспать до утра, не натягивая на голову одеяло, чтоб не слышать любовных игр Зойки-малярки и не вдыхать курева дешевых папирос «Бокс», или, как их еще называли, «Казбек в трусиках». Не прятать в бюстгальтер ключи от чемодана с нехитрым барахлом, со сберкнижкой. Можно было, наконец, купить свои собственные книги, зная, что их не уведут.
— Что будешь делать в такой разрухе? — спросила Аня.
— Кафель сама поправлю, плитку в ванной комнате заменю, на кухне тоже. Обои, сама знаешь, — пустяк, переклею. Паркетчики обещали кое-где паркет заменить. И все!
— Правильно! Вместо того, чтоб с парнями гулять, весь праздник будешь чужую грязь таскать! Ладно, отремонтируешь, дашь ключ на вечерок! — засмеялась Аня и покраснела, как маков цвет, увидев удивленные глаза Нади.
— Первым делом нужно купить занавески плотные, для ночи, и тюль на день. Тогда нижний этаж потеряет свое пугающее свойство, — посоветовала Надя-маленькая. Она всегда выражала свои мысли витиевато, но точно.
Вечером, после работы обе Нади отправились за покупкой занавесок. Из общаги Алена разрешила взять облупленную кровать.
— Зато матрац новый! — сказала она.
В тот же вечер Надя выкрасила ее в кастрюльно-голубой цвет, — другой краски под рукой не оказалось.
— Ты не вздумай новоселье устраивать, денег трахнешь много, а тебе вон сколько всего надо, — поучала Надя-маленькая, помогая вешать занавески. — Да не думай! Я не зря стараюсь, когда-нибудь пустишь в гости «без хозяев», — с озорной улыбкой сказала она. — У меня тоже «тузик» водится.
— Что это, Надя, ногти у тебя синие? — спросила Елизавета Алексеевна.
Пришлось объяснить, что квартиру получила и красила кровать. Елизавета Алексеевна посмотрела строго, и вдруг лицо ее озарила такая добрая и ласковая улыбка, что Надя почувствовала, как тепло передалось ей, согрело душу. После урока Елизавета Алексеевна попросила Надю задержаться и ушла в другую комнату, но вскоре вернулась с коробкой в руках.
— Вот тебе на новую квартиру, — сказала она, подавая Наде коробку. — Осторожно, не разбей!
Надя растрогалась до слез. Подарок не хотела брать, но Елизавета Алексеевна прикрикнула на нее:
— Бери! Не ломайся! Мне самой подарили, а девать некуда, посуды полно!
Едва дотащив до дома подарок, Надя тут же развязала коробок. Там оказался чайный сервиз «Незабудка».
— Зачем такой дорогой купила? — отругала Аня. — Все равно гости переколотят, нужно подешевле было!
— Подарок это!
— Подарок? — недоверчиво протянула Аня. — Ну, если подарок, тогда… Дареному коню в зубы не смотрят.
Пока шел ремонт, Надя ночевала в общаге. Холостые девушки скинулись в складчину погулять на праздник по пятьдесят рублей. Надя отказалась, пожалела денег, да и что интересного? Вечером ее позвали к телефону.
— Кто? — испуганным шепотом спросила она.
— Парень!
«Валек приехал», — решила Надя.
— Что у вас за квартира? Человек сто проживает?
— Поменьше! — ответила Надя, тотчас узнав Вадима.
— Я тебе который раз звоню, всех знакомых и друзей на мелочь обобрал. Как живешь?
— Превосходно! Лучше быть не может!
— Замуж не вышла?
— Кто же превосходно живет замужем? Только в веселом девичестве и счастье.
— Вот я и вижу, что вечерами дома не бываешь.
— В бегах! Объявлена в розыске. Поболтав еще минут пять, Вадим спросил:
— Чего на праздник делаешь?
— Сама еще не знаю, — честно созналась Надя. У нее никогда не было праздников, когда бы совсем нечего делать. Не работать целых два дня.
— Может быть, сходишь со мной в компанию, потанцуем, ребята хорошие.
— Ты хочешь сказать, приличные?
— Выше всех похвал! Одни ученые и академики!
— То-то скукота где!
— Гарантирую, не соскучишься!
— Ну, тогда приглашай!
Пока трудящиеся всей страны ходили с лозунгами, транспарантами и портретами вождей, Надя закончила выносить мусор после ремонта, отдраила полы и, счастливо улыбаясь, полезла в ванну, заведомо зная, что никто не поторопит ее. Сиди себе сколько душе угодно.