— Вы так и не ответили мне… — заметил Володя.
Но она и не могла ответить, потому что не слышала его вопроса, а переспросить тоже не могла. Стоило ей открыть рот, как она разрыдалась бы на всю машину, а потому она опустила голову и стала искать в сумке спасительный носовой платок, которого там и в помине не было. Платок, единственный, взятый ею у Клондайка, с его адресом, лежал опять на дне чемодана.
Но Володя — совсем не такой черствый, как ей думалось — уже заподозрил неладное. Он свернул на обочину, остановил машину и включил свет.
— Что с вами? — испуганно спросил он, увидев залитое слезами Надино лицо. — Я обидел вас?
— Нет, что вы! Не обращайте внимания, сейчас пройдет! Извините меня. Отвезите меня домой, пожалуйста!
— Нет уж, нет уж! Пожалуйста! — решительно сказал Володя. — Вы должны мне сказать, о чем плачете? Я буду думать, что обидел вас. Меня будет мучить совесть! — с неожиданным теплом и очень дружелюбно проговорил он.
«Милый, благополучный юноша, разве посмею я рассказать тебе, что выпало на мою долю? Не стану смущать твою душу рассказом о том, что видела и узнала. Не разочарую тебя в твоих надеждах на светлое будущее, обещанное тебе твоей коммунистической партией, в которую ты рвешься вступить или уже вступил. Я буду тихо нести свой крест, не переваливая его ни на чью спину».
Он нетерпеливо хлопнул рукой по рулю. — Я жду!
Надя повернулась к нему лицом и, тяжело вздохнув, сказала:
— Это панихида! Я хороню свою несостоявшуюся любовь.
— И совсем безнадежно? — с участием спросил он. — А как же обручение?
— Обручение состоялось, свадьбы не будет, — сквозь слезы сказала она и попыталась улыбнуться ему.
— Кто же повинен в этом?
— Злой рок! — Надя уже пришла в себя, решив обратить все в шутку. — Прошу вас, поехали, поздно уже.
Проводив ее до подъезда и, видимо, желая сказать приятное, он задумчиво заглянул ей в глаза.
— Слезы портят лицо, а вот ваше нет, наоборот, в мокрых ресницах глаза как звезды. Мы не потеряемся? Дайте ваш телефон!
— У меня новая квартира, телефона еще нет.
— Тогда возьмите мой! — он тут же оторвал клочок бумаги от объявления на подъезде. — Не потеряйте! Я вас все равно найду.
— Зачем? — улыбнулась ему Надя.
— Этого я еще не знаю. Неосознанная необходимость.
После праздников, в первый же рабочий день, Надя, возвращаясь с работы, замедлила шаг у телефонной будки.
«Позвонить или нет? Нет! Не для меня этот паренек с машиной в стильных узких брючках. Всяк сверчок знай свой шесток», — и прошла мимо, пустив по ветру бумажку с телефоном.
Дома ей пришло в голову проверить свои финансовые дела, и, как ни скромно вела она свое хозяйство, все время приходилось тянуть со сберкнижки. Тысяча двести рублей за уроки в месяц — это было больше, чем ее зарплата. В новую квартиру, хочешь, не хочешь, пришлось купить в комиссионном на Арбате
старинную, очень красивую мебель: стол, четыре стула с резным ореховым шкафом, без стекол. Стекла в тот же день ей вставили стекольщики. Старую, немодную мебель, продавали за бесценок. Богатые москвичи обставляли свои квартиры мебелью в стиле «модерн», на простых тонких ножках, лишенную всяческих украшений. Во дворах, на помойках, можно было найти брошенные старинные буфеты и гардеробы, которые уже не принимались на комиссию в магазины. Там же, на Арбате, продавались «трофейные» вещи, вывезенные из Германии. Великолепные картины, авторов которых не всегда могли определить искусствоведы. Фарфоровые и хрустальные безделушки заполонили полки комиссионок.
— Барахла много, а денег у людей мало, — глубокомысленно изрекла Надя-маленькая, помогая Наде-большой разгружать мебель, и тут же посоветовала: — Выбрось кровать и купи себе тахту, когда нет отдельной спальни, кровать в одну комнату не ставят!
— А сколько она стоит? — осторожно спросила Надя на всякий случай.
— Сколько бы ни стоила! Думаю, что можно рублей за пятьсот не первой свежести купить, — уверенно произнесла Надя-маленькая.
На следующий же день утром она встретила у входа в контору Надю-большую и сообщила «радостную» весть.
— Договаривайся с шоферами, пусть постелют в кузов брезент, едем за тахтой.
— Сколько стоит? — испуганно спросила Надя-большая.
— Новая такая на все восемьсот потянет, но я договорилась за триста пятьдесят.
«Свой» шофер, со стройки, не постыдился заломить пятьдесят рублей, но зато помог затащить в квартиру и поставить на место. Тахта была вполне приличная, а голубую кровать отволокли на помойку.
— Ну, вот! Теперь и мужичков приглашать не стыдно! — заявила Надя-маленькая.
— Некого мне! Без мужичков тошно!
— Поэтому и тошно, что одна!
После ее ухода Надя подсчитала убытки и пришла к выводу, что денег ей хватит до будущих вступительных экзаменов в консерваторию, а дальше думать нечего, что будет, то будет. В крайнем случае можно продать кольцо.
— Там парень какой-то твой адрес спрашивает, — сказала утром Аня.
— Не давай, не давай, ни в коем случае1
— А я уже дала!
— Зачем же! Не нужны мне никакие парни!
Вечером она прилаживала новый оранжевый абажур с кистями, купленный в Большом мосторге за сто семьдесят пять рублей. Дешевых уже не было. За дешевыми нужно было ехать с утра, а она могла только после работы. Надя уже ввернула лампу и хотела спрыгнуть со стола, где устроилась, поставив стул на стол, когда в дверь постучали. Звонка еще не было. Приходившие барабанили кулаками.
— Сейчас открою! — крикнула она и спрыгнула со стола на пол. Она никого не ждала, но все же успела снять по дороге к двери передник и косынку с головы.
— Выйди, пожалуйста! Разговор есть, — сказал хмуро Вадим, когда она распахнула дверь. Надя почувствовала себя несколько виноватой за «английское» исчезновение. Быстро накинув пуховый платок и пальто, она вышла на улицу.
— Так не поступают, Надя! Это, знаешь, как называется? — гневно спросил Вадим.
— Почему же? Это уход по-английски, не прощаясь.
— По-английски! — возмущенно воскликнул Вадим. — Ты же пришла со мной!
— Мне не хотелось беспокоить тебя, ты был так занят с хорошенькой девушкой, а мне было так скучно! — с насмешкой произнесла она.
— Скучно? Чем же тебе показались скучными девушки с нашего курса?
— Наверное, потому что они с твоего курса, а я со стройки. Это называется «биологическая несовместимость». А потом они так вращали бедрами в темноте при свечах, а я так не умею! — трогательно улыбнулась ему Надя. — Уж ты извини!