Читать интересную книгу Носорог для Папы Римского - Лоуренс Норфолк

Но во время движения что-то ухватило его за лодыжки, с громким глухим ударом опрокинув на палубу. Он оглянулся и увидел большой мешок — возможно, с репой, — бездумно брошенный на палубе. Он снова поднялся на ноги, чтобы добраться до тех двоих, и с вызовом обратился к агрессору:

— Кто ты такой, чтобы…

Бернардо в удивлении обернулся. Он стоял на коленях рядом с кем-то, кто лежал на палубе ничком. Этот кто-то пытался подняться, и в то же время казалось, что он пытался не подниматься. Сквозь его стиснутые зубы прорывалось сдавленное ворчание.

— Это Якопо, — пояснил Бернардо. — Он поранился.

— Ну так перестань наваливаться ему на голову, — велел Сальвестро, потому что Бернардо держал помощника капитана за затылок и не давал ему подняться.

— Не могу, — пробормотал Бернардо. — Он все время пытает встать.

— Вот и пусть встанет… — Сальвестро хотел было отчитать Бернардо, но потом заметил, что одна из рук помощника вытянута вдоль палубы, что кисть его с растопыренными пальцами распластана и прижата к доскам обшивки и что причиной этих неправильностей является шестидюймовый заостренный штырь, который вошел в кисть чуть ниже сочленения между большим и указательным пальцами и пригвоздил руку к палубе.

Якопо осторожно повернул голову.

— Думал. Он. Выпадет. За борт. Схватил. Поскользнулся.

Открылась дверь каюты.

— Осторожно! Там мешок с репой! — крикнул Сальвестро Диего, и тот преодолел препятствие, просто перепрыгнув через крышку люка.

— Так вот что это такое, — сказал Бернардо. — Я дважды из-за него падал.

Диего подоспел через секунду.

— Наступить на руку, — сказал он. — Потом ухватиться за рукоятку. И тянуть.

Прежде чем кто-либо еще успел пошевелиться, Якопо издал чудовищный крик, и все его тело пружиной взвилось с палубы. Диего распрямился и шагнул назад.

— Странный инструмент для такого позднего часа, — заметил он, взвешивая штырь в руке.

Якопо морщился и неповрежденной рукой рылся у себя в кармане в поисках тряпки, чтобы обмотать раненую руку. Секунду казалось, что он ничего не слышит. Потом он сказал:

— Я клетневал растяжку кливера по правому борту, когда… — Тут он обернулся и неожиданно вскрикнул: — Что еще за черт?!

Уссе неслышно прошла по узкому продольному мостику и стояла теперь позади Диего. Якопо ошеломленно смотрел на нее.

— Мавританка?

Ему никто не ответил.

— Разумеется, — проговорил Диего, рассеянно глядя в указанном направлении, — растяжка кливера…

Он повернулся и стал пробираться обратно к каюте. У двери он остановился и ткнул «мешок» ногой. Девушка что-то ему сказала, и Диего ткнул его снова. Послышалось ворчание.

— Завтра мы его разбудим, — сказал он ей.

Луна теперь была по левому борту и опускалась за горизонт. Якопо оставил их, не сказав ни слова, и медленно спустился в люк.

— Он теперь не хочет нас убить, правда? — спросил Бернардо.

— Правда, — отозвался Сальвестро, — Хотя какая, к псу, разница.

Он думал о богато одетых мужчинах и женщинах, теснившихся на скамьях трибуны. Ярусы лиц образовывали пирамиду, на вершине которой восседал Папа. Он не был похож на человека, который напутствовал их, гарцуя на коне перед воротами Прато, — возможно, располнел, а может, дело было в его одеянии. Они с Бернардо упорно махали, как им было указано, пока толпа на пристани не стала застывшей массой неразличимых тел, а люди под навесом трибуны не усохли до маленьких кукол, толкающихся и карабкающихся под водительством того, кто был наверху и дергал за ниточки. Береговая линия стала серой кляксой, а затем они оказались здесь и теперь плыли посреди моря.

— Думаю, — сказал Бернардо. — Думаю, сейчас меня…

Сальвестро поглядел поверх темных вод, в которых плыл корабль. «Лючия» легонько поскрипывала, а волны перешептывались между собой. Желудок Бернардо опорожнился внезапным потоком, за которым быстро последовали два поменьше, которые разбрызгались по водной поверхности, образовав тонкие желтые пленки, те удлинялись, растягивались и, наконец, разрывались. Он зевнул. Бернардо сплюнул. Звезды вверху безразлично мерцали. Под ними был неподвижный воздух и корабль, который более или менее плыл дальше.

Капитан Альфредо…

— Капитан Альфредо ди Рагуза! Просыпайтесь, вы, пьянчуга!

Он кричал уже битый час, или же так ему казалось. Диего чувствовал, что горло у него начинает саднить. Первоначальные мягкие тычки сменились полновесными ударами ногой по ребрам, прежде чем из-под туловища выпросталась рука и ощупала палубу в непосредственной близости от себя. После быстрой последовательности шлепков голова ненадолго приподнялась, но ни один глаз не открылся. Потом она снова скрылась. Рука возвратилась на прежнее место. То, что осталось, по-прежнему выглядело как мешок.

Диего удвоил усилия, и вот впервые появилась нога, робко вытянувшись в сторону, словно ступня искала чего-то твердого, на что можно опереться, и при этом уговорила присоединиться к себе бóльшую, но и более боязливую часть конечности. Вторая ступня последовала за своей двойняшкой-первооткрывательницей и устроилась на отдых рядом с ней. Мешок-который-был-капитаном-Альфредо остановился, чтобы поднакопить сил. Затем, неуверенно и неуклюже выставляя себя на свет, разлитый над Тирренским морем, словно это рассеиваемое облаками сияние было вулканическим взрывом иссушающего кожу пламени, переходя к бодрствованию с осторожностью эфесского отрока и начав быстро извиваться над сырыми мшистыми досками обшивки, появилась рука. За ней последовала другая, с мясистым стуком шлепнувшись рядом со своей товаркой. Толстые волосатые пальцы стали шарить вокруг — сначала слабо, затем все более настойчиво.

— По-моему, он что-то ищет, — сказал Сальвестро; остальные члены команды внимательно наблюдали.

— Бутылку, — прохрипела куча у их ног, все еще похожая на мешок, но становящаяся все более капитано-Альфредо-подобной в ответ на действие этих раздражителей.

Последовал слабый стон, и голова снова начала подниматься. Редеющие вьющиеся седые волосы разделяли лицо капитана на загрубелые участки, поросшие какой-то стальной стружкой, кожа под которой была испещрена красными пятнами и располосована лопнувшими венами. Краснота преобладала на носу — непомерно большом багровом штевне, на котором когда-то давно полопались прыщи, оставив кроличий садок дыр чуть выше ноздрей, пещеристых и густо поросших волосами. Во рту у капитана было погребено множество зубов — их надгробные камни склонялись друг к другу под разными углами. Издав сетование, рот так и остался открытым, позволяя исследовать себя таким образом или же ожидая, чтобы в него вставили требуемую бутылку. Когда стало ясно, что этого не произойдет, открылись глаза.

Глаза капитана Альфредо удерживались на месте толстыми выступами розовых век, которые морщились и собирались в складки, втягиваясь, чтобы обнажить собственно глазные яблоки. Их радужки были того синего цвета, который в серости штормовых туч ждет, чтобы солнце растворило его, распространив по всему безоблачному небу, — пугающе яркий кобальт, в данном случае оттеняемый столь же пугающе яркой розовостью там, где полагалось быть белкам. Эти глаза уставились на лица, глядевшие сверху. Рот что-то пробормотал («Ах, слизень…»?), затем осознал, что все еще открыт, и закрылся. С минуту или около того ничего больше нельзя было услышать или увидеть. Диего подумывал о ведре воды, но, прежде чем он успел претворить эту идею в жизнь, где-то в середине человеческой кучи, бывшей капитаном Альфредо, началось медленное шевеление, сопровождаемое ропотом и рокотом, ахами и охами, писком изношенных хрящей и скрипом старых костей, меж тем как окоченевшие мышцы изгибались и напрягались, пропитанные алкоголем кровеносные сосуды выдавливали венозную и артериальную жидкости в дремлющие конечности, а жизненно важные органы пытались вспомнить функции. Слюнные железы восполнили запасы мокротного клейстера, от которых отпрянул язык, и в пустой желудок закапали пищеварительные соки — в упреждающем ударе против предвкушаемой «первой за день». Прозвучало негромкое пуканье, и началась битва с тяготением. Члены начали двигаться: нога, другая нога, рука, другая рука… Спустя наполненную ворчанием минуту голова капитан Альфредо оказалась выше, а ступни — ниже всего остального. Формально он теперь стоял.

— Он в самом деле проснулся? — несколькими мгновениями позже спросил Артуро; его приятели вгляделись пристальнее.

Капитан Альфредо пребывал в вертикальном положении. Глаза у него были открыты. Он дышал. Но, казалось, он совершенно не осознавал присутствия тех, что сгрудились вокруг него, не говоря уже о корабле и море, в котором он покачивался. Диего подался вперед и легонько постучал его по носу. Глаза было моргнули, затем стали смотреть так же тупо, как раньше.