С другой стороны, ничего подобного нельзя было опасаться от родниковой воды.
Хотя это было мое дело, а вовсе не дело матросов и хотя столько вреда, даже бедствий, проистекло из этого решения, но и этот искренний совет, служивший на благо жизни и здоровья оказавшимся во власти враждебных сил, по старой привычке к пренебрежению вызвал немедленные возражения и был отвергнут со словами: „Почему бы этой воде не быть хорошей? Вода хорошая. Заливайте ее!”[119]
Когда я получил этот ответ и, найдя тем временем источник воды еще ближе, чем упомянутая соленая лужа, предложил его на тот случай, если родниковая вода им не нравится, они ответили твердым отказом, чтобы показать, что я не обладаю ни пониманием, ни разумением ни в каких делах. Но, поскольку я уже привык к подобным афронтам, я более об этом не беспокоился и начал разведку местности. Я отметил следующее: что остров, на котором я находился, был наибольшим из восьми, располагавшихся вокруг, примерно три-четыре немецкие мили в длину и три, самое большее четыре версты в ширину с востока на запад. Большая земля виднелась на севере и западе милях в десяти. Тем не менее оставалось неясным, не соединяется ли этот остров с землей на севере и не является ли потому мысом, поскольку конца его мы не видели. Этот остров, как и все прочие, состоит лишь из возвышенностей и прочных скал, поросших зеленью. Камень по большей части — сероватая и желтоватая скала, в некоторых местах — серый песчаник. Встречаются также черные плотные сланцы. Берег повсюду каменистый и скалистый, с множеством родников и ручьев.
Из животных я сразу же встретил черную лисицу. Я принял ее за собаку, потому что она лаяла на меня, как собака, и вовсе не боялась. Но, приглядевшись повнимательнее, я признал свою ошибку и подумал, что Плениснеру или моему охотнику следовало бы ее убить, чтобы взять с собой как доказательство. Но оба они промахнулись. В разных частях острова мы видели рыжих лисиц.
В огромном изобилии встречаются еврашки, или маленькие суслики.
Кроме того, на глинистом берегу озера я видел следы совершенно незнакомого животного. След, оставленный в глине, был похож на волчий, но его размеры и размеры когтей заставляли предположить, что это должно быть иное и гораздо более крупное животное или весьма крупный вид волка.
В большом изобилии имелась водоплавающая птица, такая, как лебеди, два вида бакланов, чистики, утки, бекасы, кулики, различные чайки, гагары, среди них весьма любопытные и неизвестные виды, гренландские голуби, морские попугаи и мычагатки[120].
Но из сухопутных птиц никого не было видно, кроме воронов, мухоловок, пуночек и белых куропаток.
Из рыб мы видели мальму и рамжу.
Что касается растений, кустарников и деревьев, то я не наблюдал на всех островах, которых в окружении шести немецких миль можно было насчитать восемь, ни единого иного дерева, помимо тех, что мы обнаружили на точно той же широте на земле, увиденной 4 августа, которая не могла отстоять отсюда более чем на сорок миль.
Начиная отсюда, все острова до самой Камчатки, по крайней мере те, что мы впоследствии видели, одинаково голы и безлесны. До настоящего времени я не нашел иных причин этого, кроме трех:
1. Эти острова занимают двойное положение и имеют двойные особенности. Все острова, начиная отсюда, расположены к северо-востоку — юго-западу от Америки. Острова в проливе и те, что расположены поблизости от Камчатки, лежат к северо-западу — юго-востоку, и я отметил, что и большие и малые скалы в длину имеют одно и то же простирание.
2. Их двойные особенности заключаются в том, что они очень длинны и имеют в сравнении с этим совершенно непропорциональную ширину. Например, остров Шумагина имеет от двадцати до тридцати верст в длину и от двух до трех в ширину, остров Беринга имеет тридцать миль в длину и четыре, максимум семь верст в ширину. Все острова, из которых мы наблюдали семь отсюда до острова Беринга, устроены именно таким образом.
3. Отсюда следует, что, поскольку ширина их так мала и они открыты с севера и юга, откуда приходят самые сильные шторма и самые сильные ветры, дующие по всему протяжению суши и наиболее пагубным образом влияющие на тепло, холод и влажность, ни деревья, ни кусты не могут укорениться или расти. Даже самые низкие кусты вырастают такими искривленными и переплетенными друг с другом, что во всей округе невозможно найти прямую палку в два фута длиной.
Точно так же на Камчатке наблюдается, что те места, которые достаточно протяженны с севера на юг, наиболее обильны лесами и другой растительностью. Напротив, чем больше земля сужается, тем очевиднее перемены, например от Большой реки до мыса Лопатка. Но против Карагинского острова, где суша еще более узкая и лежит на шесть градусов севернее, местность совершенно иная. Это еще очевиднее в отношении островов, расположенных в проливе, так как они совершенно открыты в самых узких своих частях всем жестоким ветрам, которые рождаются между северо-востоком и юго-западом.
Однако я наблюдал некоторые острова, имеющие те же расположение, длину и ширину, но иные и поросшие лесом; истинная причина этого заключается в том, что они расположены вблизи Большой земли и до некоторой степени ею укрыты. Я считаю, что здесь очевидной причиной является то, что Американский материк или его побережье, простирающееся к востоку, имеет гораздо большую ширину к западу и минимальную — напротив Камчатки; то есть северо-западное побережье Америки устроено так же, как северо-восточная часть Камчатки и Азии.
Следовательно, по этим двум причинам острова, расположенные к востоку, могут быть лесистыми из-за их лучшей защищенности и расширения суши к северу, а западные голы из-за противоположных условий, независимо от того, ближе ли они к Азии, как первый, второй и третий Курильские острова и два острова[121], которые мы видели 30 октября, или ближе к Америке, как все те, что мы наблюдали в сентябре и октябре.
Что касается иных растений, кроме искривленного ивового кустарника едва ли более чем два аршина высотой, то я подготовил особый их список[122]. И здесь я отмечаю лишь, что большинство американских растений и самые редкие, которые я описывал на мысе Св. Ильи, и растения, произрастающие на