продвигает лодку с величайшим проворством даже при высокой волне.
В целом же лодка этого типа очень мало или совсем не отличается от тех, что используют самоеды и американцы в Новой Дании[139].
Что же касается самих этих людей — а я насчитал на берегу девять человек, по большей части молодых или средних лет, — они среднего роста, сильные и коренастые, при этом довольно хорошо сложенные, с мускулистыми руками и ногами. Волосы у них на голове черные, блестящие и спадают совершенно прямо. Лица смуглые, несколько плоские и полные. Нос также уплощенный, но не слишком широкий или большой. Глаза черны, как уголь, губы толстые и выпяченные. Кроме того, у них короткие шеи, широкие плечи и плотные, хотя и без брюшка, туловища.
Все они одеты в рубахи с рукавами, доходящие до икр; рубахи изготовлены из китовой кишки, сшитой очень тонкими швами. У некоторых рубахи ниже пупа перетянуты ремнем, а другие носят их свободно.
Двое из них были одеты в башмаки и штаны, изготовленные на камчадальский манер из тюленьей кожи и окрашенные в буро-красный цвет корой ольхи. У двоих в ножнах на поясе на манер русских крестьян были подвешены длинные железные ножи примитивной работы, которые могут быть собственного, а никак не европейского производства. Хотя я пытался сторговать один из их ножей, предлагая взамен два, три или более наших (для меня это было важно, потому что, если бы это оказалась не их работа, по клеймам на ножах можно было бы определить, где они их взяли и с каким европейским народом торгуют), обмен не состоялся, несмотря на то что у нас в запасе было несколько сотен ножей. С расстояния мне удалось очень точно определить качество этого ножа, когда один из американцев вынул его из ножен и разрезал им пузырь пополам; я увидел, что нож железный, а также что он не напоминает никакую европейскую работу[140].
По этой причине можно не только заключить, что у американцев имеется железная руда, следов которой на Камчатке мало или нет вовсе, но также что они знают, как выплавлять и обрабатывать железо. Тем не менее следующие основания представляются противоречащими такому мнению. Во-первых, если они знают, как изготавливать ножи, каким образом от них могло укрыться, как изготовить топор или похожий инструмент для рубки деревьев? По деревьям на мысе Св. Ильи, которые были повалены и разрублены многочисленными тупыми ударами, я узнал, что американцы пользуются каменными или костяными топорами, как и камчадалы, хотя в то же время их гладкие стрелы, а также хорошо построенные хижины позволяют предположить нечто совершенно иное, что у них по крайней мере должны быть ножи, будь они железные или медные. Во-вторых, я знаю из совершенно надежных источников, что чукчи торгуют с Америкой со второго чукотского острова[141]. Хотя именно сейчас из-за недоразумения они сами воздерживаются от этой торговли уже несколько лет, ее продолжают те, кто живет на островах. Наиболее важными товарами являются ножи и топоры, которые чукчи получают при посредстве торговли по очень высокой цене от русских в Анадырске, а затем обменивают по цене, во много раз более высокой, американцам на морскую выдру, куницу и лисицу, из каковых часть попадает в Россию через Анадырск. Если бы американцы сами выплавляли железо и могли изготавливать указанные предметы, зачем бы им было приобретать их у других за большую цену?
Удивительно также то, что казаки на реке Анадырь торговали с американцами еще до того, как Камчатская экспедиция собрала какие-либо сведения о самой этой стране. Но тому есть двойная причина: (1) их корысть и покрывательство командиров и (2) боязнь, потому что каждый, кто в этих далеких краях находит нечто новое на благо Империи, принужден сам осуществлять свой план и вместо почестей рискует потерять все свои товары и имущество. Офицеры же слишком высокомерны, чтобы дружески беседовать с простыми людьми, а когда что-то удается открыть, они слишком нерадивы и недоверчивы.
По прибытии моем на Камчатку в 1740 году я немедленно предпринял прилежную попытку получить такие необходимые сведения, самым дружеским образом опрашивая всех прибывающих — торговцев и казаков; там, где это не получалось достойными средствами, я заставлял их признаваться под действием водки, что было приятной пыткой. Когда мне удалось подкупить ради этих сведений столь многих, что я мог доказать по более чем двадцати веским доводам, где ближе всего земля и куда именно следует предпринять плавание, я сообщил обо всем капитану-командору, но мои многократные усилия были сочтены не стоящими даже того, чтобы рассказать о них другим офицерам на совете, и все официальное заключение состояло в следующем: „Люди всякое болтают. Кто верит казакам? Я этому вовсе не верю!”
Но теперь их собственный журнал и карты подтверждают эти сведения, а многие умерли и погребены из-за пренебрежения моими советами. Можно сказать, что карта первой экспедиции еще менее заслуживает доверия, поскольку она позабыла об островах у Камчатки напротив Олютора[142] и самых прекрасных гаванях в Аваче, перед Авачей, на реках Уке и Олюторе. Кроме того, в тридцати милях от Камчатки, по их сообщениям, земли найдено не было, и все же остров Беринга находится всего в двадцати милях строго на восток[143], а Большая земля удалена на сорок миль.
5 сентября утром шел сильный дождь. Днем несколько раз казалось, что прояснится, но снова собирались тучи. Мы не могли оставаться на якоре в этом месте долее, так как ветер теперь поменял направление на юго-западное. В соответствии с этим мы подняли якорь около двух часов пополудни и в это самое время увидели двух американцев, гребущих в своих лодках к берегу. Мы пошли к такому месту, где снова оказались бы укрыты островом с запада. Около пяти часов мы достигли желаемого места и снова отдали якорь.
Примерно через полчаса мы вновь увидели девять американцев в лодках, которые гребли друг за другом к кораблю с теми же криками и церемониями, что и в первый раз. Но лишь двое приблизились к нашему кораблю; снова они передали нам подарки — палки с соколиными перьями и краску для лица железного цвета.
На головах у этих людей были шляпы, изготовленные из древесной коры и украшенные красными и зелеными пятнами, напоминавшие по форме козырьки для глаз, которые обычно