я улыбаюсь и тяжело вздыхаю, чтобы показать, как я устала.
— Ох-хо-хо, — понимающе говорит он, подбрасывая пончики в корзинке. И тут мое внимание привлекает мелькание белой бумажки — на столбе позади Джонни трепещет на ветру объявление о пропаже кота. Какой-то Жуки. Пропал в июле. Это мой Принц Роланд. Пончики уже готовы. Джонни вываливает их на противень и посыпает сахаром.
— Пять за фунт или — специально для тебя — четыре за сто пенсов и один в придачу даром.
— Спасибо, Джонни. Я возьму пять.
Он ссыпает пончики в бумажный пакет, завязывает его узлом и кладет теплый пакет мне на ладонь. Я протягиваю ему два фунта, и он достает сдачу из прикрепленной к поясу сумочки.
— Пахнет просто великолепно. Спасибо, Джонни, — я порываюсь взять один пончик, но они такие горячие, что обжигают мне пальцы.
— Как продается твой последний роман? — спрашивает он, облокачиваясь на прилавок.
— Ты знаешь, неплохо. Пристроила его в Грецию и… в Бельгию. Вот прямо сегодня утром.
К фургону приближаются два подростка, читая плакаты, висящие на его боку.
— Это здорово! А ты уже встретилась с Дэвидом Швиммером?
Несколько недель назад я сказала ему, что Дэвид Швиммер согласился на роль в фильме, который будет сниматься по моему роману «Любовники на войне».
— Еще нет, но, кажется, он скоро должен приехать. Может быть, тогда. Спасибо за пончики, Джонни, — говорю я, прихватывая холодную банку с соком, которая остужает мои чересчур прыткие пальцы.
— Окей, не исчезай надолго, Шарлотта. — И Джонни поворачивается к двум подросткам. — Привет, парни. Чем могу вам помочь?
Признаюсь, я использую продавца пончиков. Мне приходится использовать его, чтобы почувствовать себя нормально. Иногда это срабатывает, но не сегодня. Пончики слишком горячи, а Джонни слишком занят, чтобы мой флирт мог достичь того уровня, когда я начинаю чувствовать себя уверенно. Мне хочется пойти в квартиру, сесть на кровать, зарыться в одеяло и скрыться от всех, поглощая пончики.
Но приходится идти на работу — у меня ведь сегодня послеобеденная смена.
Мне удается подслушать разговор нашего менеджера Кимберли с сержантом полиции.
Оказывается, руки Тессы Шарп были связаны синей кабельной стяжкой. Однако Кимберли утверждает, что Тревор всегда пользуется только черными. Значит, тот, кто убил Тессу Шарп, принес их с собой.
Двадцать девятый номер все еще опечатан, и полиция все утро опрашивала персонал отеля. Ко мне, однако, никто не проявляет никакого внимания. Я начинаю беспокоиться, но Тревор информирует меня, что они опрашивают только тех, кто работал в тот вечер между семью вечера и полуночью.
— Ты уже закончила? — спрашивает Вацда, когда я просовываю голову в дверь подсобки, чтобы услышать то, что она отвечает детективу.
— Нет. Хотела спросить, где салфетки для протирки. Не могу их найти.
Закончились. Придется открыть новую упаковку. И закрой уже дверь, а?
Так я и поступаю. Никто не говорит мне, что происходит — ни Сабрина, ни Мэдж, ни временно работающая у нас Клер, — а все, что мне удается выжать из Тревора, это только: «Все теперь в руках полиции. Дай им закончить свою работу».
А что, разве это я не даю им закончить работу? Я только хотела спросить, выяснили ли они уже, кто это сделал. Что ему, трудно сказать?
Когда моя смена заканчивается, я нахожу его в столовой починяющим кофе-машину.
— Не знаешь, проверяли ли они, не заходил ли в отель кто-нибудь посторонний? — спрашиваю я.
— Не знаю. Та женщина-детектив, которая приходила вчера, упоминала ее бывшего парня. Я думаю, его теперь ищут. Но они не будут слишком распространяться, потому что все это нас не касается.
— Еще как касается. Это произошло в месте, где мы работаем.
— Ну и что? Ведь мы никак с этим не связаны.
— Может, и связаны… — говорю я, прикусив губу.
— Как же?
— А что, если это серийный убийца и Тесса Шарп — его первая жертва?
— Чушь! Я ведь сказал тебе, что они занимаются ее парнем.
— А что, если это не он?
Тревор перестает ковыряться в кофе-машине и пристально смотрит на меня.
— Ты хочешь сказать, Жен, что убийца где-то рядом и только и ждет-подходящего момента, чтобы нанести следующий удар?
— Возможно.
— Ну и кто же это тогда, мисс Марпл? Кого ты держишь на примете? Одного из поваров, мужика, который приходит чистить канализацию, или, может быть, меня?
— Я не знаю. Никто не знает. Я только говорю, что не чувствую себя в безопасности. Ты не знаешь, ее… изнасиловали?
Он оборачивается ко мне и указывает на меня отверткой.
— Эта девушка умерла ужасной смертью. Всем и так не по себе. А тут еще ты со своими вопросами и подозрениями. Ты всех пугаешь.
— Не собиралась я никого пугать, Тревор. Я просто говорю то, что чувствую.
— Не лезь не в свое дело. Дай полиции во всем разобраться. Завтра приезжают члены ее семьи, чтобы поговорить с полицией. Нам тут не нужны истерички.
— Я не истеричка, Тревор. Я просто беспокоюсь.
«— Угу. А ты думаешь, я не беспокоюсь? Еще как беспокоюсь, потому что не хочу потерять эту чертову работу.
Больше ему нечего мне сказать. Не знаю, почему он так ведет себя со мной я ведь не обвиняю его. Наверное, это Ванда и остальные настроили его против меня. Они все думают, что я странная. Говорю странные вещи. Странно ем печенье во время перерыва на чай: сначала счищаю зубами крем, потом складываю печеньки вместе и обгрызаю по кругу. Я видела, как все они смотрят на меня — так стая львиц смотрит на обреченного львенка, преподе чем оставить его умирать под деревом. Но я их за это не виню.
Прохожу через стоянку и вижу Лолу и Кики, стоящих возле машины, нагруженной чемоданами и сдутыми надувными матрасами. Машу им рукой, но они не замечают меня. На моем безымянном пальце все еще надето кольцо, которое они мне подарили. Если бы кто-нибудь спросил, я бы ответила, что обручена, но никто, к сожалению, не спрашивает.
Забираю Эмили и, прижимая ее к себе, чувствую себя лучше. Мы начинаем долгий путь домой. Возле тренажерного зала, где работает Кейден, я задерживаюсь, чтобы посмотреть, не видно ли его. Он занят с какой-то, судя по виду, новенькой девушкой в купальнике с тонкими, как спички, руками. Они сидят друг напротив друга и заполняют какие-то документы. Он флиртует с ней, а она улыбается и поправляет волосы. Мое сердце болезненно сжимается, и я прохожу мимо.
Если вам снова станет страшно, позвоните мне. Если меня нет дома, значит, я в