оранжевым светом, проникающим внутрь через маленькие окошки в свинцовых переплетах. Здесь стоит вечный запах сгоревших в камине поленьев и пролитого на столы пива.
Наверху находятся четыре основные спальни и две запасные, где обычно хранятся старые игрушки и прочие полузабытые вещи, а также запасные пивные кружки, подстаканники и ведерки для льда. Я провожу рукой по стене, ощущая под пальцами каждую выбоину. Мне хочется, чтобы эти каникулы никогда не кончались.
Фой меняет балетный костюм на домашнюю одежду, и мы вчетвером отправляемся на природу. Время от времени мы с Фой останавливаемся, чтобы запастись пищей для динозавров, бензином для наших «Ламборгини» и «Феррари» или прикупить новую обувь для наших деток. Их у нас с Фой целых сорок, но мы ведь живем в замке, так что места хватает на всех.
Все мое естество настоятельно требует перерыва от тревог за отца, сердитых разговоров по телефону и его исчезновений по ночам. Чтобы забыть об. этом, мне понадобятся недели ужаленных крапивой ног, мокрой вечерней травы под босыми ступнями, настольных игр, в которые мы играем без всяких правил, бега до разрыва легких от нехватки воздуха и уроков танцев с Фой под музыку Мадонны.
Мне нужно запускать воздушных змеев, делать гнезда из травы, скошенной на полях, обширных, как океан, и гулять под солнцем, которое днем пригревает мне спину, а по вечерам отбрасывает на поля мою гигантскую тень. А еще мне нужно часами играть в наших секретных местах, доступ в которые взрослым заказан: на тихом кладбище, находящемся по ту сторону стены, в замке на дереве или в логове из одеял — в местах, где время определяется не по часам, а по цвету неба, а пищей нам служат леденцы и газировка.
Каждое утро я просыпаюсь под бодрое «Вставай, поднимайся Клементина», а потом тетя Челле раздвигает в спальне Фой шторы и ведет нас вниз завтракать сэндвичами с беконом и кофе с молоком. После завтрака мы помогаем Стюарту привести в порядок бар и получаем от него по пять фунтов, которые можем потратить в магазине. Мы покупаем фломастеры и блокноты для рисования, приносим их в свой замок и начинаем придумывать модели будущих свадебных платьев, а потом обозреваем наши владения, где колышутся на ветру поля попкорна и резвятся на просторе единороги.
Здесь все зовут меня Алисой, или Элли. Или, когда я начинаю вести себя совсем уж неподобающим образом, Алиса Клементина Кемп. А еще они иногда зовут меня Алиска-редиска или Элли-Белли — Синдерелли.
Ах, если бы только я могла знать тогда, что очень скоро лишусь всего этого — даже своего собственного имени.
Глава пятая
Пятница, 25 октября
В шесть утра Кейден обычно начинает свою пробежку вдоль набережной. Я вышла, чтобы, как всегда, оставить у ворот пакетик конфет для Альфи, но день выдался такой спокойный, такой солнечно-яркий, что я решила понаблюдать за ним. И вот я сижу на ступеньках крыльца, держа в руке стакан клубничного «Несквика», смотрю на фургон продавца пончиков и размышляю о том, когда же он откроется. А еще я снова представляю себе Нас. На этот раз мы с Кейденом пошли за покупками в супермаркет. Он толкает перед собой коляску, в которой сидит Эмили, и строит ей рожи. Когда я думаю о нем, мне удается на время забыть о Тессе Шарп. Я нуждаюсь в нем. Он сможет защитить меня от Трех поросят. Он будет моим рыцарем Субботой с пуленепробиваемым щитом и кинжалом, которым пронзит сердца моих врагов.
Однако он постоянно занят. Он то бегает, то на работе. А после работы всегда отправляется куда-то. на мотоцикле.
Не хочу ему навязываться, но если я этого не сделаю, то буду продолжать думать о Тессе Шарп, пытаясь угадать, знала ли она, что происходит, когда чьи-то большие руки сомкнулись на ее шее, как долго продолжала биться в панике и почувствовала ли тот момент, когда в ее комнату вошла Смерть.
Внезапно появляется Кейден: майка насквозь промокла от пота, в ушах — наушники, взгляд отрешенный.
— Приветик, — говорю я.
Он ставит ногу на ступеньку и лишь тогда замечает меня.
— О, привет, Джоан, — произносит он, отдуваясь и выдернув из ушей наушники. Сегодня он в шортах, и у него совершенно умопомрачительные ноги — стройные, загорелые, покрытые мягкими светлыми волосами. Никогда еще он не выглядел так привлекательно. Капельки пота скатываются вниз по его лбу и затылку.
— Как вы сегодня? — все еще отдувается он.
— Вроде ничего, — отвечаю я, делая жест в сторону стакана.
— А как Эмили?
— В порядке, спасибо. Еще спит. — Я закатываю глаза, как делают все мамаши, желая показать, что провели очередную бессонную ночь. — Какие у вас на сегодня планы?
— Надо принять душ, а в девять начинается работа. А у вас?
— У меня сегодня смена во второй половине дня, — отвечаю я, пожимая плечами. — Это все.
Мне кажется, я достаточно прозрачно намекнула ему, что хочу, чтобы он попросил меня провести это утро с ним, но он, видимо, не уловил намек. В этот момент на ступеньки запрыгивает моя Таллула и устремляет на него свой взгляд. Мы оба смеемся, он щекочет Таллуле шею, а она обнюхивает его руку. Значит, с кошками он тоже ладит. Ну просто сплошное совершенство.
— Я видел объявление о пропавшем коте, похожем на нее, на одной из соседних улиц, — говорит он, разглядывая ее ошейник без имени.
— Правда?
— Да. Даже белое пятно вот тут на шее, — добавляет он, гладя кошку.
— Ах да. Я видела это объявление, — придумываю я на ходу. — Это не она. Это моя Таллула.
— Того кота, кажется, звали Педро. Ну ладно, мне. пора. Увидимся. — И он взбегает по ступенькам к двери. Я жду, чтобы он обернулся и посмотрел на меня еще раз, как те мужчины в кино, которые не могут сказать о своей любви и выражают ее лишь взглядом, но тщетно.
И тут я снова со всей отчетливостью вижу мертвое лицо Тессы Шарп.
Кажется, Эмили завозилась. Одним глотком проглатываю то, что осталось в стакане, прихватываю тарелку с крошками и бегу к ней.
Я и она. Я меняю ей подгузник и прижимаю ее к себе посреди ночи. Только мы вдвоем. И так будет всегда, думаю я. Но в следующее мгновение в моей голове уже грохочет гром и сверкают молнии, и мне хочется, правда всего лишь на секунду, чтобы на месте Тессы Шарп была я.
А еще через мгновение я чувствую себя