Лера продолжает на меня смотреть и приподнимает брови, как бы говоря: «И что ты ответишь?»
– Как рассказывала Света, – отвечаю я Оле, стараясь говорить, как ни в чем не бывало, будто это на меня саму никак не влияет, – у Леры были две соседки в университете в Канберре. Они обе предпочитали женщин, но поскольку среди студентов обычно мало зажатых и скованных, они взялись показать Лере пару важных приемчиков. Света говорила, что чудовищное количество женщин нахваливали умения Леры…
– Света о таком никак не может знать, – перебивает меня она, выглядя обеспокоенной. – Все было совсем не так.
– А звучало именно так, – с игривой улыбкой говорю я.
Но она не улыбается мне в ответ.
Вообще-то она выглядит напряженной, словно ей не нравится, что я завела об этом разговор. Еще бы – мы посреди её магазина, где личному нет места. Но… не она ли только что заявляла, что секс с ней хорош?
Смутившись, я опускаю взгляд на комикс в своих руках и несколько раз перечитываю один и тот же диалог.
– Это… – Оля хлопает Леру по плечу. – Эпично. Идеальная тема поглумиться.
Лера ничего не отвечает, просто хмурится и смотрит в свои бумаги.
Ну а теперь это стало действительно странным. И это моих рук дело, но когда думаю об этом, вспоминаю, что все утро было странным. Вчера у неё дома я словно прыжком пересекла невидимую линию между нами. Обнажила фарс наших просто дружеских отношений, по крайней мере, под конец. Режим «просто друзья» годится до тех пор, пока это актуально для каждого. И едва становится понятно, что одному из двоих нужно большее, карточный домик рушится.
Пару дней назад я сказала, что я хочу её нарисовать… Потом вчера вечером мы вместе лежали перед телевизором, плюс те легкие поглаживания… А сейчас знать о её прошлой сексуальной жизни, о чем мы раньше никогда не говорили… Наверное, я разрушила всю тщательно отстроенную крепость и облила ее бензином.
Подойдя к ней, я постукиваю её по плечу.
– Извини, – бормочу я. – Я просто открыла рот, и оттуда высыпалась куча неловкостей.
Она не смотрит на меня.
– Все нормально. Просто не хочу, чтобы ты думала…
– Да. Я знаю, – когда она замолкает, говорю я. Я понимаю. Ей не хочется, чтобы я о ней так думала.
На панно изображена девушка, не отводящая глаз от лежащего в ладонях пульсирующего сердца.
Когда подходит покупатель, мы замолкаем, и, отвернувшись, я направляюсь к своим вещам на диване. Засовываю альбом в сумку, вешаю ее на плечо и, ссутулившись, стараюсь прошмыгнуть мимо Леры незамеченной.
– Ты куда собралась, Тася? – зовет Оля.
– Надо выйти, – бормочу я, толкая входную дверь.
Оказавшись снаружи, я осторожно обхожу репортера, достаю телефон и тут же набираю папу, чтобы выглядеть занятой.
Он отвечает на втором гудке.
– Что стряслось, моя девочка?
Наклонившись, я тихо отвечаю:
– Привет.
– Ну привет.
Он делает паузу, ожидая, что я скажу, зачем позвонила. Я сделала это в качестве прикрытия, но сейчас, слыша его по телефону, понимаю, что в моей груди есть ощущение, будто напирающая на плотину вода. Рисование, писательство, фильм, Лера. Плюс мои типичные «шаг вперед и два назад» во флирте, то, как тщетно я пытаюсь понять Леру, и ноль навыков в доверии собственному чутью, когда дело касается девушек. Это слишком много всего за раз.
Я могла бы позвонить кому-нибудь из девчонок, но уже почти жалею, что рассказала Полине про тот день, и не хочу, чтобы она сейчас любопытничала про Леру. Вася на работе, а Катя не сможет сдержаться и все выболтает Свете.
– Что случилось? – поторапливая, снова спрашивает он.
Поморщившись, я закрываю глаза.
– Я просто раскисла.
– Расскажи мне.
– Кто мне выдал в эту жизнь взрослый билет? Кто решил, что это хорошая идея?
Папа смеется.
– Выдали взрослый билет? Ну-ну. Видимо, меня стороной обошли, – он затягивается сигаретой, и его голос звучит напряженно, когда, задержав дыхание, говорит: – Выкладывай давай.
Боже, с чего начать? У папы есть свое мнение насчет Остина –«форменное трепло, и ты правда думаешь, что он подходит для этого проекта?» – и идеи о Рэйзоре как пришельце с Марса – «он что, охренел? Он хоть читал чертову книгу?» Поэтому разговоры о моей работе для него вроде спускового крючка: они вызывают в нем защитный инстинкт под названием «не позволю никому навешать лапшу на уши своей девочке», и, хотя мне нравится, как он мной гордится, у него совсем нет опыта в Голливуде. Его мнение будет громогласным, но бесполезными.
Но что странно, – мне и не нужно это обсуждать; работа всегда была областью, где я чувствовала себя уверенно, и кроме того, я все еще разбираюсь в собственной реакции на Рэйзора-марсианина. А вот самая запутанная тема – связанная с Лерой, и я могу обсудить это с тем, кто скорее всего не решится слишком далеко заходить в своих расспросах.
Покусав ноготь, я наконец говорю:
– Думаю, у меня странные отношения с Лерой.
– А-а, – я слышу, что он резко затягивается, и представляю, как он прищуривается, держа сигарету в зубах. После чего выдыхает.
– Значит, мы об этом поговорим?
– Судя по всему.
Когда ушла мама, папе пришлось взять на себя все, что касалось воспитания девочки – помогая мне разобраться в душевных драмах, увлечениях девушками, несчастьях и с месячными. Он справился с этим настолько стойко, что я его за это просто обожаю. Папа шутник и приколист, сарказм – механизм его защиты, но я знаю, что внутри он мягкий. И с добрейшим сердцем.
Хохотнув, он выдыхает дым.
– Ну говори.
– В общем… – начинаю я, сощурившись, глядя на небо, – кажется, я хочу большего.
Папа щелкает языком.
– Даже не знаю, Босс. Я не могу до конца понять её. Думаю, она тебя обожает, но большее ли это для неё самой?
Вот именно такая честность мне и нужна. Папа очень любит Леру, но он не видит нас парой, в отличие от, например, Полины.
Нахмурившись, я сознаюсь:
– Я не знаю. В Вегасе она ясно дала понять, что не заинтересована.
– А еще Лера хорошая подруга, – добавляет папа. – Будь осторожна, когда пытаешься из этого сделать что-то большее.
Пожав плечами, я пинаю сухие листья на тротуаре. Папа – это зеркало моих собственных мыслей на эту тему.
– Ну да.
Я слышу, как он затягивается и выпускает дым снова, после чего говорит:
– Но я знаю, что все мы получаем меньше, чем хотим.
– Пап.
Он смеется.
– Ты так – да. Ну давай. Постарайся удержать все на легкой ноте. Сейчас твоя жизнь просто чокнутая. Сначала «Рыба Рэйзор», а теперь ты пишешь еще. И еще этот чертов фильм.
Я вглядываюсь в горизонт. Все это так тяжело, что внезапно ловлю себя на желании сменить тему.
– Что делаешь сегодня вечером?
Мне слышно, как он ногой тушит окурок на заднем крыльце, и стук двери, когда заходит в дом.
– Думаю, на ужин придет Эвелина.
Эвелина. Папина новая девушка, которую я люблю настолько, что так и тянет показать ей фак. Папа самый лучший и самый умный из всех, кого я знаю, и он заслуживает кого-то особенного. А Эвелина – с фальшивыми сиськами и вечно жующая жвачку официантка в T.G.I. Friday’s.
– Потрясающе.
– Похоже, она тебе не нравится.
Я хихикаю.
– Я говорила тебе, что она мне не нравится.
– Она забавная, Босс, – говорит он. – И у нее большие сиськи.
– Треш. Вешаю трубку. Разговор был на сто процентов бесполезен.
Он смеется.
– Люблю тебя.
– И я тебя, – я бросаю телефон в сумку и поднимаюсь по металлической лестнице домой.
Знаю, что соврала: это было не совсем бесполезно. Иногда папа своей честностью попадает именно туда, куда мне нужно. Для Леры это явно не больше, чем дружба, но даже если и так, разве то, что есть сейчас, для нас не лучшее?
Едва я вхожу, снаружи кто-то стучится в дверь. Два коротких удара костяшками ладони. Лера.
Я открываю дверь, прежде чем её рука успевает опуститься.
– Привет, – говорю я.