веселишься, и мне становится грустно, потому что всякая игра рано или поздно надоедает.
Тогда я распахиваю настежь окна, и аплодисменты вырываются на улицу и разлетаются… минута, другая, вот стих и последний хлопок.
Я поворачиваюсь к тебе, хочу, чтоб ты увидела, что я устал, что я голоден и у меня болят плечи…
Но ты ничего этого не видишь и не слышишь, ты ослеплена и оглушена аплодисментами…
И завтра я снова пойду собирать для тебя то, без чего ты уже не можешь жить.
Поговорили
Этого долго ждали, но когда это случилось, люди Земли оцепенели.
– Получены сигналы из космоса!
Старая, грешная земля дождалась. Да! Её услышали и ей ответили. Четыре миллиарда землян не отходили от приёмников и телевизоров. Забылись все их распри и споры.
15 марта 1985 года астроматематик из Бюракана Саркисян, автор эффекта «Свёртывания пространства», услышал сообщение из космоса:
– Вас поняла, выхожу на двухстороннюю связь 22 марта 1985 года земного исчисления.
Эта неделя! Её никогда на Земле не забудут.
Газеты печатали только статьи о космосе и предстоящем с ним разговоре.
В Ереване Киевское «Динамо» проиграло матч «Арарату», но этого никто даже не заметил.
В Париже диспетчер аэропорта «Орли» спутал графики двух рейсов, и правительство Канады улетело в Токио, а японский премьер оказался в Монреале.
Наконец, 22 марта, в 12 часов по Гринвичу человечество, приникшее к радиоприемникам и телевизорам, услышало женский голос:
– Алло, алло, Земля! Говорит межгалактическая станция связи гуманоидных цивилизаций, старшая дежурная станции – Этли Омфи.
Взволнованный голос земного диктора ответил:
– Го-во-рит Земля! Го-во-ритЗемля!
Послышалось щёлканье, свист, и серебряный голое ответил:
– С кем вы хотите говорить?
Наш диктор не растерялся:
– С цивилизацией, девушка, с разумными существами хотим говорить!
– Вы что, первый раз на связи, что ли? – в серебристом голосе послышалось раздражение.
– Да, – упавшим голосом ответил наш диктор.
– Хорошо, соединю вас с филиалом координационного центра молодых цивилизаций. Ждите.
Что-то щёлкнуло и наступила тишина. Через несколько минут с земли снова полетели в космос мощные сигналы кванто-кварковых установок. Серебристый голос откликнулся:
– Что там ещё?
– Девушка… – голос нашего диктора вибрировал. – Мы хотим говорить. Мы с Земли.
– Я же сказала: ждите. Линия перегружена. Соединю в течение одного люмфо-пи кварка.
– Люмфо-пи кварк – это же двадцать пять тысяч лет, – раздался голос астроматематика Саркисяна.
Передача прервалась.
Люди молча разбрелись по пыльным земным дорогам. Им ничего другого не оставалось, как всерьёз приняться за земные дела.
Однажды в Одессе
К славному Одесскому пароходству этот рассказ никакого отношения не имеет.
Автор
Теплоход «Иван Чихира» тонул в двух метрах от пирса.
Палевая одесская осень роняла зелёные ёжики каштанов на приморский бульвар, под ноги самым красивым девушкам на свете.
А теплоход тонул в двух метрах от пирса, на глазах у смеющейся красавицы Одессы.
Тонулли?
Тонул или не тонул?
С одной стороны – тонул; весь город видел, что тонул, но с другой стороны (со стороны капитана и пассажиров – работников пароходства, отправившихся на экскурсию в Батуми) – не тонул, ибо на руках были все документы, подтверждающие, что в ближайшем квартале «Иван Чихира» утонуть не может: заключение комиссии о капремонте, справки о состоянии обшивки, трюма и т. п.
А то, что вся Одесса смеялась и кричала: «Спасайся, кто может!» – так это ж Одесса!
Между тем теплоход всё больше погружался в ультрамариновое море: вода уже заливала нижнюю палубу. Собрав свои пожитки, переметнулся на берег боцман Семёнов, тёмный человек, не веривший в документы; за ним потянулись несознательные матросы.
Но капитан Филимон Смурило твердо стоял на своём: «Быть того не может, чтоб теплоход утонул, если сам тов. Фунькин подписал приказ – идти “Ивану Чихире” в Батуми.
Палевая одесская осень роняла зелёные ёжики каштанов на приморский бульвар, под ноги самым красивым девушкам на свете.
А теплоход утонул. С капитаном и работниками пароходства. Вся Одесса видела, но по «предписанию» 15 октября «ИванЧихира» должен прибыть в Батуми, и если он опоздает, у многих будут неприятности.
А то, что вся Одесса видела, так это ж Одесса!
Зависть
Я сижу у кромки лётного поля на ранце своего парашюта. Утро. Светло и очень весенне. Я думаю о том, что я вовремя спрыгнул из-под чуть заметных облаков, поскольку… Вот уже разлетелись по голубому небу серебристые стаи реактивных истребителей. И весь небосвод скрипит и трещит, еле удерживая над землёй хмельные от скорости машины.
Ещё долго гудит и стонет в это весеннее утро многострадальное небо, но истребители наконец устают и начинают стекаться на свой аэродром.
И – наступает тишина.
Весеннее поле и лес приходят в себя от невообразимого шума, поднятого с утра человеком…
И в это время в воздух поднимается маленький четырёхкрылый самолёт. Он стрекочет, как старенькая швейная машина, и кажется, будто зашивает распоротое истребителями небо.
Так-так-так-так — мелко стучит мотор, оставляя за собой швы: белые хлопья, которые медленно тают…
Небо зашито; остатки белой пряжи самолет сбрасывает на землю.
Хлопья пряжи, расправляясь от порывов ветра, превращаются в парашюты, которые ещё немного покачаются над землей, пока не шлёпнутся на опушку леса, в тёплую траву…
Зелёный самолётик, приземлившись, стоит неподалеку от реактивных истребителей, которых снова готовят к полёту, и понимает, что сколько бы он ни чинил для них небо, они всё равно рано или поздно прорвут, продырявят голубой купол и унесутся туда, где нет ромашек и клевера, нет мягкой травы, и в кромешном мраке сверкают чужие беспощадные солнца…
«Зачем всё это?» – ворчу я, собирая свои ранец. – «Действительно глупо», – соглашается со мной зелёный самолётик, и я отворачиваюсь, чтобы скрыть слёзы, слёзы обиды и доброй зависти, что это они, а не я.
Страна Фантазия
Я могу рассказать и даже показать, как это делается, потому что я бывал в стране Фантазия. Главное – чтобы не было скучно, а потом…
Возьмите, например, что-нибудь самое обыкновенное, ну, скажем, метлу. Теперь повертите её в руках. Как видите, это уже не метла, а гитара. Теперь вскиньте её на плечо. Как видите, она уже винтовка. Ваша метла может превратиться в секиру, и тогда вы будете отброшены на пятьсот лет назад. Затем она внезапно становится хоккейной клюшкой и через секунду – плакатом болельщика, поддерживающего любимую команду… Но вот хоккейный матч отгремел и ваша метла уже просто метла, которой пожилой человек, некогда мечтавший, быть может, стать хоккейной звездой, подметает трибуны.
Когда вы