Отсюда хорошо обстреливались причалы и прилегающий к ним берег. Ретивый штабс-капитан приказал своим воякам занять окопы, блиндажи, каждому определил сектор обстрела и стал ждать неприятеля.
Пароходы медленно шли между островами Лены целый день и только к вечеру на середине реки бросили якоря, но баркасы что-то не торопились спускать. Штабс-капитану тоже некуда было торопиться, и он, глуша волнение, ждал, что же дальше будет. Открывать огонь по пароходам бессмысленно, они далековато, да и вреда никакого пулеметно-ружейным огнем не причинишь. Надо дождаться, когда большевики на баркасах подойдут к берегу!.. Уж он отыграется!..
Тем временем отряд Гудзинского прямым ходом с южной стороны подошел к городу. Красногвардейцы смяли дозоры и ворвались в Якутск. На Гольминке вряд ли слышали редкую перестрелку. И если бы вислогубый Федорка не примчался на взмыленной лошади и не заорал диким голосом: «Большевики!», Бондалетов продолжал бы по-прежнему бдеть на берегу.
Штабс-капитан вскочил на коня и поскакал в город, чтобы самолично убедиться в правдивости известия.
Да, в городе, действительно, уже были красные. Бондалетову с полуротой едва удалось прорваться к Вилюйскому тракту и скрыться в тайге. Остальные сдались красногвардейцам без боя. Так был занят Якутск…
Что большевики никого не обижают, не отбирают имущество и скот, защищают бедняков, об этом все скоро узнали. Жизнь в городе быстро наладилась, на рынке появились продукты: мясо, рыба, масло.
Гудзинский спешно формировал новый отряд для отправки в Вилюйск, где еще удерживалась старая власть. В этот отряд вступили многие учащиеся Якутского реального училища и учительской семинарии, приехавшие учиться из Вилюйского округа.
Отряду выделили пароход «Революционный», командиром был назначен Федор Владимиров.
Через две недели после установления Советской власти в Якутске отряд Владимирова отбыл в Вилюйск для борьбы с контрреволюцией.
На берегу среди провожавших был и юный красногвардеец Семен Владимиров. Знал ли он, что «Революционный» повел в бой его однофамилец — Владимиров? Наверно, знал. Но ему даже в голову не могло прийти, что это — его отец. В отряде, кроме Семенника, было еще семь или восемь Владимировых…
Семенчик, вернувшись с пристани, зашел к Гудзинскому и попросился в отряд, который должны в скором времени отправить куда-нибудь. Ведь не будут же они сидеть в Якутске без дела?
— Работа для всех найдется, — успокоил его Гудзинский. — Ты ведь, кажется, грамотный?
— Два класса приходской школы окончил.
Гудзинский обрадовался.
— Так замечательно! — Он хлопнул Семенчика по плечу. — Пойдешь наборщиком. Будешь газету набирать.
Семенчик не понял командира. Что это значит — «газету набирать»?
— Газету нам надо свою, пролетарскую, печатать. Понимаешь? Правду-матку о нашей власти рабочим и крестьянам рассказывать. А грамотных не хватает. Иди-ка, друг, в типографию, там тебе объяснят, что к чему. В типографии ты вот как нужен!
И стал Семенчик наборщиком.
В тот день, когда красные вошли в Якутск, вислогубый Федорка бросил оружие и поскакал домой, в Намцы. По дорога он заехал в Кильдемцы, к купцу Иннокентию, чтобы дать лошади передохнуть.
Иннокентий сразу понял, что с Федоркой опять что-то стряслось: конь взмыленный, на всаднике лица нет.
— Город заняли красные! — ошарашил Федорка купца. — Окружили со всех сторон, никому даже пикнуть не дали. Я один еле вырвался. Остальных всех перебили!..
Купец знал: любит Федорка приврать, но о том, что в Якутске красные, слухи и до Кильдемцев дошли. Значит, правда.
— Всех режут подряд, правых и виноватых, а трупы — в реку, — вошел в раж Федорка. — И грабят, грабят!..
— Неужели сюда доберутся?.. — холодея от страха, спросил Иннокентий.
— А ты думал!.. Теперь нигде не спасешься. Прячь, пока не поздно, имущество и беги туда, где тебя не знают…
— Куда убежишь с больной женой?
— Тогда с жизнью прощайся!
— Умирать мне не страшно. Свое пожил.
— А я спрячу, что успею, а сам — в лес.
Федорка накормил лошадь, выпил целый чорон[23] кумыса и помчался в Намцы.
Весной 1918 года командный состав чехословацких частей, подкупленный Антантой, спровоцировал на антисоветский мятеж чешских солдат, возвращавшихся на родину. Мятежников поддержали белогвардейцы. Были захвачены Новониколаевск, Челябинск, Златоуст, Екатеринбург и другие города. В Самаре было создано белогвардейско-эсеровское правительство, в Омске — сибирское белогвардейское правительство, на Урале — уральское областное правительство. Вскоре стараниями Антанты адмирал Колчак был провозглашен «верховным правителем России»…
В Якутской области контрреволюция тоже подняла голову. С верховья Лены в Якутск двигался белогвардейский отряд в пятьсот штыков во главе с поручиком Гордеевым. Якутский гарнизон красных к тому времени поредел — бойцы и командиры разъехались устанавливать на местах Советскую власть. Этим воспользовался поручик Гордеев и к вечеру 6 августа захватил город. Белогвардейцы расстреляли коммунистов, которые не успели уйти, и установили свою власть. Газета «Известия СРД» была закрыта. Белые стали выпускать свою — с громким названием «Голос труда».
Семенчик по-прежнему работал в типографии: не успел уйти с красногвардейским отрядом и остался в городе. Теперь ему приходилось набирать белогвардейскую газету.
Новый шеф типографии эсер Медынский вручил Семенчику очередной текст для набора. Это было собственное сочинение шефа. Уже у наборной кассы Семенчик прочитал:
Оружием на солнце сверкая
И зубы скаля, как волк,
Площадную брань изрыгая,
Проходил красной гвардии полк…
Дальше он не стал читать, разорвал листок со стихотворением на мелкие кусочки и убежал из цеха. На следующий день на работу не вышел и вообще не появлялся больше в типографии.
IV
После отъезда Семенчика с красногвардейским отрядом для Майи наступили черные дни. Шараповы не упускали случая лишний раз унизить свою батрачку. Ее выдворили в сарай, теперь она ухаживала за скотом: убирать комнаты хозяева наняли другую женщину.
— Пригрели на своей груди змею подколодную, — шипела купчиха. — Лучше бы ты сдохла со своим выродком.
А когда в Мачу пришли белые, купчиха совсем озверела:
— Ну что, достукалась со своим сыночком? Дождешься, и тебя с ним за компанию повесят. Или утопят, как паршивую кошку.
Не без помощи Шарапова, Петухова и Юшмина белые арестовали членов ревкома. Их расстреляли за селом, в овраге. Петухов опять надел форму урядника, Юшмин стал волостным старостой, а купец Шарапов открыл свои магазины.
Наступили страшные дни для бедняков.
Горькие думы о сыне даже по ночам не давали Майе покоя: «Где ты, родной мой?.. Что они с тобой сделали?»
Майя вздрагивала от каждого пароходного гудка. Ей казалось, что красные вот-вот вернутся. А с ними и Семенчик. Мимо Мачи изредка проходили пароходы. Майя подолгу стояла на берегу, смотрела