валили люди писать прошения, жалобы, купчие и прочие бумажки. Доходов от этого почти никаких, зато слова благодарности слышались часто.
Майя все чаще подумывала о том, чтобы пристроить Семенчика писарем в улусной управе или в другом месте. Тогда бы она, наконец, вздохнула, перестала бы гнуть спину на чужих.
Однажды по селу прошел слух, что с юга идут два парохода и не нынче-завтра будут в Маче. Все село высыпало на берег, чтобы дождаться и встретить суда.
Семенчик стал звать Майю к причалу, но она отказалась, сославшись на занятость — мыла полы в гостиной Шарапова.
— Можно, мама, я один пойду на берег? — спросил Семенчик.
— Иди, родной, прогуляйся, только недолго там, — разрешила Майя.
Впереди Семенчика спешил человек в потертом штатском костюме. По толстой красной шее и виляющему заду Семенчик узнал в нем урядника Петухова. Многие обгоняли его, удивленно оглядываясь. Семенчик тоже обогнал и смешался с плотной толпой на берегу. С берега хорошо были видны два парохода и красные флаги на корме.
На берегу громко заговорили. Чей-то высокий полюс, перекрывая шум, возвестил:
— Братцы, большевики!..
Толпа пришла в движение. Из толчеи выбрались милиционеры, десятка два казаков и, не оглядываясь, бросились бежать. За ними трусцой засеменил урядник. В толпе засмеялись.
Пароходы, не подходя к причалу, бросили якоря. «Революционный» спустил баркас. Человек десять красногвардейцев во главе с Гудзинским сошли на берег. Семенчик выбрался из толпы и побежал к ним навстречу.
— Вы кто, красные? — спросил он.
— Красные, — улыбаясь, ответил молодой вихрастый красногвардеец.
— Я сразу догадался, что красные! А знаете почему? Урядник с казаками сбежали.
Гудзинский пригладил вихры на голове подростка:
— Вот что, орел, можешь показать, где живет этот ваш урядник? У нас к нему дело.
Красногвардейцы степенно пошли в село. Семенчик подвел их к дому урядника.
Петухов не сразу открыл. И только когда в дверь стали бить прикладом, хозяин загремел засовом:
— Вам кого?
— Урядника.
Петухов развел руками:
— Простите, вы ошиблись домом…
— Вы разве не урядник?
— Боже сохрани! — замахал руками Петухов. — Я крестьянин, местный житель.
— Врет все, — сказал Семенчик. — Урядник он.
— Вас опознали, господин Петухов, ничего не поделаешь. — В голосе Гудзинского звучала издевка. — Обыскать, или сами сдадите оружие?
— С кем имею честь? — пролопотал Петухов непослушными губами.
— Перед вами — большевики, господин урядник.
Торопясь, спотыкаясь, вытаскивал Петухов припрятанные наган, шашку и винтовку.
— Вот и все, что имеется…
— А у казаков что, палки? — строго спросил Гудзинский. — Сейчас же всех разоружить. Винтовки, шашки, револьверы, патроны — все снести к причалу. Срок — один час.
— Слушаюсь, господин э-э… Будет исполнено.
Гудзинский протянул Семенчику наган Петухова.
— Это тебе, бить буржуев. Бери, бери…
Оторопевший Семенчик потерял дар речи. Если бы Гудзинский не протягивал ему оружие, он не поверил бы своим ушам.
— Научи его обращаться с оружием, — кивнул командир высокому чернобородому красногвардейцу и повесил Семенчику на плечо кобуру. — Помни: это не игрушка.
— Поступай к нам в отряд, — подал мысль чернобородый.
— А что, — поддержал Гудзинский. — Сколько тебе лет?
— Восемнадцать, — солгал Семенчик и покраснел.
— Прекрасно. — Лицо Гудзинского стало серьезным. — Зачислить его в отряд.
…Семенник влетел в комнату, придерживая руками кобуру. Майя только что вымыла пол и расставляла мебель. Купчиха, жена Шарапова, лениво бродила из комнаты в комнату, сладко позевывая. С годами она еще больше раздобрела. Но лицо было таким же моложавым. В глазах у нее появился какой-то хищный блеск, как бывает у молодых вдов. Одета она была в узкий, короткий сарафан немыслимого покроя. С некоторых пор купчиха перестала стесняться, часто разгуливала по дому полунагая. Поначалу Майя, глядя на бесстыжую хозяйку, выходила из себя, — боялась, что это дурно будет влиять на Семенчика, — но потом, видя, что Семенчик обращает на хозяйку внимания не больше, чем на ободранный шкаф с изуродованной резьбой, стоящий в углу, успокоилась. К тому же хозяйка всякий раз выказывала свою неприязнь к сыну батрачки. То в комнату ворвется некстати, когда она разомлеет от духоты и снимет с себя лишнее, то топать начнет перед самым сном. Не нравилось хозяйке и то, что к Семенчику приходят люди писать бумаги.
Только когда Майи не было дома, чуть затуманенные глаза купчихи останавливались на Семенчике дольше, чем обычно.
Однажды хозяйка, бросив на Семенчика косой взгляд, сказала:
— Ну и худище. Как будто тебя не кормят. — Она бесцеремонно пощупала его ребра. — Господи боже мой, один кости. Вот пощупай-ка меня. Да не бойся, не съем…
Исполнительный Семенчик пощупал хозяйку за правый бок.
— Смелее, ищи ребра.
Ребер Семенчик не нашел.
Купчиха облизала губастый рот и, бросив взгляд на дверь, сказала:
— А теперь живот… У тебя он к хребту присох, а у меня — во! — Купчиха поймала руку Семенчика, приложила к своему животу. Он был твердый, как барабан.
Семенчик отдернул руку.
С рождества обязанности топить хозяйскую баню перешли к Семенчику, и, судя по всему, он неплохо заменял мать. Чистоплотная купчиха с тех пор зачастила в баню, ходила париться чуть ли не через день. Пока хозяйка трепала себя веником, Семенчик должен был неотлучно находиться в предбаннике. Капризная хозяйка без конца звала его то поднести шайку с водой, то поднять мыло. То вдруг тухла свеча.
Семенчик как ни в чем не бывало входил на зов в парную и делал все, что от него требовалось. Порой хозяйке казалось, что батрак мешкает, наливая воду.
— Скорее неси шайку да уходи, — торопила она.
А вчера купчиха пришла в баню позднее обычного, выпроводив Майю в церковь, Шарапова — к Шалаеву играть в карты. Хозяйка собственноручно закрыла на крючок предбанник и велела зажечь еще две свечи. В предбаннике стало совсем светло. Хозяйка неторопливо стала раздеваться, бросая Семенчику на руки одежду.
— Не уходи, я тебя позову, — не оборачиваясь, бросила она и скрылась в парной.
Через полчаса купчиха громко позвала Семенчика.
— Голубчик, будь добр, потри мне спину, — разомлевшим голосом сказала она, протягивая батраку мочалку.
Семенчик неохотно взял мочалку и стал тереть. Вчера он мыл жеребую вороную кобылу, любимицу хозяина. То было куда приятнее. Кобыла стояла смирно, а эта ерзает. Когда спина стала красной, купчиха легла на лавку лицом вверх и с придыханием спросила:
— Что, упарился?.. Три руками, без мочалки… Не торопись.
— Сами потрете, — отвернувшись, сказал Семенчик и вышел из парной.
Купчиха розовым шаром выкатилась вслед за ним, улыбаясь во весь рот.
— Ну, спасибо, голубчик, услужил. — Она потрепала его по щеке. — Я довольна. Получишь от меня пять рублей серебром, только чур молчать. Не дай бог, Шарапов узнает.
…Купчиха первой увидела