Она была слаба, но в сознании. Ее тонкое лицо, прекрасные глаза в ореоле серебряного инея ресниц могли бы покорить любое сердце, но прежде всех – Тхолрога. А взгляд воина говорил: «Это я снова спас тебя!»
Эйримах не выдержала этого взгляда: она отвела свой, и Тхолрог почувствовал, насколько дальше от него эта его соплеменница, чем та другая, девушка с озер, насколько доверчивее и нежнее глядели него черные глаза Эй-Мор!
Нужно было продолжить тяжелый путь, снова продвигаться сквозь толщу снега. К счастью, лавина очистила вершину подъема. Они вышли на дорогу в скалах, такую же крутую, но менее опасную, и наконец увидели пещеру Мох, где им предстояло отдохнуть от долгих тягот и потери сил!
Глава пятая
Эйримах и Эй-Мор
На пещеру Мох опустилась ночь.
Тхолрог встал, ему было не по себе. Ветер перекатывал снег и камни, заставляя их говорить. Тхолрог подошел ко входу в пещеру, пробрался между камнями, отодвинул шкуры, закрывающие проем. Он стоял на возвышении, словно застыв в ледяном ночном свете. Казалось, что ветер несется на землю прямо с луны, прочно насаженной на западные вершины. И все откликается и взывает друг к другу при дуновениях этого ветра.
Тхолрог грезил. В его юном сердце кипела буря чувств. В нем говорил голос крови. В его мыслях – Эйримах, а также дочь Роб-Сена. Они подобны двум восхитительным воительницам; его душа – поле боя, на котором они сражаются. Кого выбрать? Белокурую или темноволосую?
Что советует Гора? Что говорят зубчатые скалы?
Налетел холодный ветер, и Тхолрог с наслаждением подставил ему лицо. Чем сильнее порывы, тем живее мысли, они смешиваются со всеми его видениями, со всеми отзвуками эха. Природа словно проникала в его душу в обличье двух юных дев.
Каким мягким и податливым было тело дочери Роб-Сена, когда она прижалась к нему в испуге! Каким теплым и нежным был ее взгляд, какой пугливой и таящей опасность ее улыбка. Когда он схватил ее за руку, пытаясь удержать от падения, когда она дрожала у него на груди, когда ее волосы касались его лица. В этом было что-то более глубокое, чем пропасть, более мощное, чем опасность и смерть.
Но Эйримах! Она избегает взгляда Тхолрога, даже когда ей страшно, даже когда ждет от него спасения. И в минуту опасности она старается держаться как можно дальше от него. Нет, она не испытывает к нему ненависти, но ее нежные руки не желают обвить шею Тхолрога, ее тело в ужасе бежит от него!
Тхолрог был возмущен. Ведь это он спас ее, когда она блуждала в горах! Разве не должна она стать его покорной и верной рабыней?
Гнев клокотал в его груди. Он хотел завладеть этой беглянкой, и он вправе владеть ею. Какая разница, откажется она или согласится, испугается или бросится к нему?
Затем внезапно он понял, что не хочет ее. Он отогнал ее от себя, почувствовал, как в нем растет ненависть, полная великодушной гордости. И ему показалось, что Эйримах отступает в сравнении с большими, неподвластными описанию глазами, мягкими волосами Эй-Мор, которые касались лица Тхолрога. Перед дочерью Роб-Сена он готов распахнуть душу. Она входит туда победительницей. Неясный голос сказал ему, что она не убежит, что, несмотря на ужас и племенную вражду, она может прийти, она может с готовностью подставить ему свои нежные, уступчивые губы.
Тхолрог смягчился; его гордость улеглась. И на кромке бледного льда, между темными силуэтами, ему кажется, что он видит темноволосую девушку, любуется ее загадочной грациозной походкой, столь же прекрасной и гармоничной, как апрельская песня, пришедшая к ним от праматерей.
Потом снова Эйримах, ее тонко очерченный подбородок, бледная кожа, горделивые движения… А сын Талауна оставался столь же нерешительным, как весенние дожди. Он продолжал грезить, ища совета у ветра и облаков, возле ледников, которые переходят в реки, расширяются в полноводные устья и завершаются в озерах, великих вместилищах земных вод.
И картины боя, бегства, пережитых опасностей сливаются с мечтами о любви, с великолепием ночи и скал, подточенных каплями воды, раздробленными и унесенными льдами, с этим крошевом, с поруганным величием, с бездонностью впадин и обрывов, с этой великолепной рушащейся громадой, именуемой Горой!
Ночью буря утихла; наступивший день был безоблачным и прекрасным. Горцы продолжали подниматься все выше. Миновало около трети дня, когда они подошли к ущелью, которое могло бы вывести их по доступным тропам прямо к селениям. Пока они отдыхали, Тахмен и Ирквар спустились вниз, чтобы изучить дорогу, но тут же вернулись:
– Озерчане идут по нашему следу, дорога перекрыта… Но у нас большое преимущество – мы первыми заметили их внизу, на расстоянии трех тысяч локтей в овраге. Учитывая обходные пути, мы опережаем их на полдня.
– Значит, мы пойдем к ариям, – ответил Тхолрог.
Несколько часов спустя подъем закончился. Затем им пришлось спускаться в полной тишине, причем сперва с огромным трудом, буквально ползком. Длинные ледяные колонны, покатые фронтоны могли рухнуть от слишком сильной вибрации. Высокие ледяные стены были пугающе великолепны: пылающие вершины, отблески солнца, переливающиеся в их гранях. Затем послышалось серебристо-нежное и кристально чистое журчание подземных вод.
Снова расщелины, пропасти, снега, лабиринты, сложенные из глыб. В конце концов горцы пересекли страшные теснины, где все грозило обвалом; оставили позади небольшой ледник с голубоватыми прожилками; затем гора стала приветливее: зажурчали родники, свежие ели и травы оживили небольшие долины; суровый лишайник разукрасил камни; лед и снег оставались только там, где лежала тень. Это была жизнь – порхание насекомых в прозрачном воздухе, живость птенцов, мельтешение мелких зверей.
Все без исключения путники испытали тихую радость. Они повернулись лицом к суровым горам, великолепию нетронутых ледников и почувствовали, как в них бурлит молодая кровь, они радовались прелести и яркости цветов, звонкому плеску ручьев и потоков. Пожалуй, один лишь Ирквар сожалел о том, что мороз и опасности, свирепость ветров, коварство лавин, порывистое дыхание вершин теперь остались позади.
Наконец, после долгих переходов, вечером они разбили бивак на границе равнины, в нескольких часах пути от страны ариев.
На следующее утро, пока его спутники охотились, Тхолрог пошел перед дорогой искупаться в небольшой речке. День выдался теплый, особенно после холода горных вершин. Выйдя из воды, он предался созерцанию ожившей и вечной поэзии природы, которая находилась в постоянном движении, проводила отбор, размножалась.
Он был взволнован. Легкое журчание ручья вторило его мыслям. В просвете листвы молодого тополя, вдалеке виднелись