и олово в далеких азиатских регионах, и регулярно их сородичи доставляли караванами руду на огромные расстояния. Лишить их металла означало навеки с ними рассориться. И те враги, кого подвергал проклятию изобретательный и смелый народ иммохов, в то время удивительно сплоченный, несмотря на территориальную разбросанность – от Гималаев до Альп, от Индийского океана до Средиземноморья, – могли испытать много бед.
Сами не слишком воинственные, иммохи поручали другим мстить за себя, снабжая их оружием, обучая древним секретам, пусть и невыполнимым, но пригодным для устрашения врагов.
Тогда еще немногочисленные арии из Европы пользовались расположением иммохов. Эта дружба поддерживалась глубоким уважением воинственного и земледельческого народа к народу мастеровых. Ну а неподвластные цивилизации иммохи, которым пусть и было уготовано не такое блестящее будущее, очень дорожили своей монополией на металлы и рассматривали ее как действенное и священное превосходство над другими племенами; признание ариями их ремесленного первенства очень льстило иммохам.
Тжандринар недолго постоял там, а затем двинулся дальше – в леса и на пастбища. Он погрузился в раздумья о Работе, Любви, Войне. Постепенно местность становилась суровой, леса перемежались с пастбищами, там текла река. И господствовали здесь уже не люди, а животные.
Тжандринар собирался посетить наблюдательный пост своего племени, который находился в половине дня пути.
Глава вторая
Тжандринар в отсутствие людей
Когда Тжандринар оказался в полном безлюдье, он стал двигаться бесшумно, как земляной червь. Он еще больше напрягал свой острый глаз и тонкий слух, чтобы подмечать все происходящее вокруг. Все, чему он научился сам, все, что узнал от отца и деда, всплывало в его цепкой памяти, одновременно воскрешая недавние события.
В животном мире он находил все то существенное, что есть у людей и других существ, которых он считал божественными.
На равнинах и в лесах бурлила жизнь. Повсюду росли могучие деревья и изящные цветы, травы и корнеплоды, бродили звери, неподвластные человеку. На полянах и лугах паслись огромные зубры. Их могучие стада не встречали соперников, и в те месяцы, когда эти травоядные пребывали в мрачном настроении, все живое боялось попадаться им на глаза. Тжандринар восхищался их мощью, мечтал увидеть зверей еще огромней – тех, кого видели отцы.
Лошади, напуганные появлением спустившегося с гор медведя, теперь спасались галопом от гигантских волков. Слышались громкие, дребезжащие голоса старых оленей, хрюканье диких свиней, блеяние козлорогих овец. Лани прыгали вместе со своими детенышами, множество цапель обитало на берегу пресных прудов, водяные курочки плескались в своих гнездах в камышах, водяные пастушки сновали среди трав, сверкало оперенье зимородка.
Бросались за добычей бесчисленные дикие голуби, искали пропитание гуси и утки, лебеди и степенные аисты. Стаи воронья слетались на крики грифов и стервятников; шныряли сороки, индюки дрались с петухами и курами, сбежавшими от людей и снова одичавшими; на лугах кричал изумительной красоты фазан.
Не менее плодовитое население в изобилии населяло реки: гольяны, лини, марены, лососи, бычки, страшные зубастые щуки и колюшки. Многие еще охраняли свои молодые семьи. Колюшка – достойный восхищения отец, который без устали печется о потомстве: не так давно он свил гнездо и в блестящем брачном наряде поджидал самок, чтобы они откладывали икру в его хитроумное убежище. Затем целый месяц он следит за личинками и мальками, защищая их от больших прожорливых рыб, а потом неустанно трудится, чтобы прокормить семью, окружив ее невероятной заботой. Рыб-отцов можно сравнить только с отцами пернатых.
Во всем пейзаже еще витала радость появления птенцов, подлинная поэзия рождения новой жизни: разбивались раковины или же хрупкие клювы только стучались в двери, прокладывая себе путь. Повсюду матери прислушивались к звуку «тук-тук» молодых пленников, осторожно помогая им приоткрыть скорлупу.
Повсюду самцы приносили корм в семьи или, сидя на низкой ветке и покачиваясь на ветру, участвовали в процессе высиживания птенцов. Это были священные муки, оживленное ликование. Мокрые новорожденные обсыхали в тени, разевая вытянутые клювики, чтобы получить корм из клюва матери; изящные лапки, живые глаза – все двигалось, и в воздушном океане сто тысяч крошечных живых челноков тащили в маленькие шаткие домики зернышки, плоды, личинки, червячков и букашек.
Более того, почти все художники уже завершили свои произведения: пеночка-швея уже давно соорудила гнездо-шалашик; индюк вырыл себе дыру; воробьи установили плетеные шары-гнезда; золотистый снегирь закончил изысканное жилище чашеобразной формы; иволга обустроила свое висячее гнездо; цапля построила свое в форме перевернутого конуса.
В мире крошечных существ самка паука-тарантула таскала за собой сумку с потомством; паук-волк учил своих отпрысков охотиться; муравьи-няни переносили бело-прозрачные яйца в специальную камеру в муравейнике; свирепые осы набрасывались на живую добычу, оглушали ее, выстилали гнездо запасом свежих жертв, которыми будут питаться их молодые личинки, когда проснутся в своих камерах – там они найдут пауков или гусениц, пчел или жуков-златок. А насекомые-паразиты подкладывали личинки в чужие гнезда, и те жили там за счет других или даже пожирали новорожденных, которые вылуплялись одновременно с ними.
Но с поэмой любви всегда бушует яростное противоборство. Все эти чудеса жизни, чье изящество и сила растут так медленно, ценой таких трудов, проб и ошибок, или возникают как результат наследственности, все эти сокровища жизни: птицы и птенцы, личинки и блестящие жуки, мелкие и крупные млекопитающие, все это божественное накопление форм и органов, весь этот бесценный труд может быть мгновенно уничтожен укусом зубов, ударом когтей; и тогда живая плоть, ставшая безжизненной, попадает в пасть, рот или в хобот, а затем погружается во мрак желудка.
Эта война так тесно связана с любовью, что в природе между ними почти нет различий: против непомерной плодовитости, убивая и регулируя саму себя, выступает непомерная прожорливость; против филигранной работы – извечные удары дубины, жестокие и примитивные убийства.
Каждая огромная территория или крошечный клочок земли таят в себе засаду, скрывают оружие, ярость и ужас жизни. Все угасает, удушает и отравляет себя, жалит и пожирает. Два крота встречаются на пересечении подземных тоннелей и развязывают страшную битву, в которой победитель пожирает побежденного.
Куница беспощадно убивает и с кровожадным героизмом защищается от врагов в десять раз сильнее ее; хорек высасывает мозг кролика и поедает свою добычу живьем.
Ласточка прекращает бойню только в сумерках. Щука и ее соперник, окунь, истребляют все живое в реке; едва у курицы начинает кровоточить рана, остальные сородичи забивают и съедают ее, пока она еще бьется в конвульсиях.
Ястреб прилетает к гнездовьям цапель; взъерошенные петухи бросаются в ожесточенный бой; личинка ихневмонида или паразитической осы пробуждается в их живом гнезде-гусенице,