вы не нашли еще убийцы женщины, изрезанной в куски на улице Ботцари. Я могу указать вам его. Этот преступник, этот убийца — господин X.».
В течение десяти лет, каждый раз, когда виновники какого-нибудь преступления оставались не разысканными, в сыскном отделении получались письма с доносом на одно и то же лицо.
Сначала полиция наводила справки, но скоро убедилась, что эти доносы не что иное, как возмутительная клевета.
С течением времени последовательно сменялись начальники сыскной полиции, а анонимные доносы не прекращались. Новые начальники наводили следствие, но, как и в первый раз, убеждались, что это выдумка, так что если бы теперь господин X. совершил преступление и на него был бы сделан донос, то очень возможно, что никто из личного состава полицейской префектуры не поверил бы его виновности!
Но вот, наконец, серьезное письмо:
«Господин Горон, человек, которого я любила, оказался негодяем. Он обманул меня, я в этом убедилась и хочу отомстить. Это он обокрал кассу своего хозяина. Вот уже три недели, как ваши агенты бесполезно его разыскивают, но я укажу вам, где он скрывается».
Такое письмо нельзя бросить в корзину, так же как и следующее:
«Господин начальник сыскной полиции, если вы хотите поймать карманника, который в прошлое воскресенье ускользнул от ваших сыщиков на скачках в Отее, то пошлите их нынче вечером в пивную на улице Доффемон. Только предупреждаю, что за это вы должны дать мне 50 франков в награду».
Я не успеваю еще окончить чтение корреспонденции, как мне докладывают, что меня давно уже ожидают агенты с рапортами.
Некоторые агенты, имеющие сообщить мне особо важные дела, выжидают, пока их коллеги, как водится, быстро и не вдаваясь в лишние рассуждения отрапортуют и удалятся.
«При обходе в Булонском лесу был задержан в компании бродяг господин X., кавалер ордена Почетного легиона. Как с ним поступить? Госпожа Z. была поймана с поличным при воровстве в магазинах Лувра. Она называет себя кузиной посла Z. и просит, чтобы ее отпустили на свободу, оставив лишь под надзором полиции… Нужно ли ждать разрешения судебного следователя?»
О, если бы публика знала, сколько щекотливых вопросов начальнику сыскной полиции приходится решать за одно утро!
Часы бьют десять. Это время, когда я должен быть с докладом у префекта полиции. До меня начальник сыскной полиции каждое утро отправлялся с докладом к начальнику муниципальной полиции, таким образом, этот последний, имея уже под своим начальством полицейских и командуя через сыскное отделение другими бригадами агентов, был, в сущности, настоящим префектом полиции. Масе первый начал борьбу против этого нерационального порядка вещей, но, как всегда бывает, ему не пришлось пожать плоды своих стараний, господин Тайлор, его преемник, ездил еще с докладами к начальнику муниципальной полиции. Я был первый и единственный начальник сыскной полиции, имевший счастье прямо и непосредственно являться к префекту полиции.
Итак, в десять часов я уже нахожусь в кабинете господина Буржуа, господина Лозе или господина Лепина.
Я долго и обстоятельно беседую с моим префектом, которого мало-помалу мне удалось заинтересовать различными злободневными преступлениями, точно драматическим фельетоном, продолжения которого он ждет с нетерпением. Я должен рассказать все детали, описать все перипетии драм… Мои мемуары, о которых в то время я даже не помышлял, являются как бы повторением этих рассказов.
Наконец, я выхожу от префекта, но мне еще не скоро удается покинуть префектуру. В моем кармане длинный реестр справок, которые нужно сделать в различных отделениях.
Уже без четверти двенадцать я возвращаюсь в свою канцелярию, меня уже поджидают и ловят на пути репортеры вечерних газет. Им нужны подробные сведения о последнем убийстве, краткое сообщение, которое они получили, их не удовлетворяет.
Они воображают, что от них что-то скрывают. Мне приходится уверить их и сопроводить… в морг за последними новостями.
Наконец, я могу подняться к себе и сесть за стол, где завтрак уже добрый час стынет в ожидании моего прихода. Но удастся ли окончить его без помехи? Бесспорно, начальнику сыскной полиции очень удобно иметь квартиру в здании сыскного отделения, хотя бы над своей канцелярией, но тут он слишком близок к своим подчиненным, и те, зная, что он в двух шагах, беспрестанно к нему прибегают.
Однако мне удается спокойно позавтракать — большая редкость, такие дни можно отмечать белым крестом, — но в ту минуту, когда я кончаю кофе, за мной уже прибегают.
Меня желает видеть судебный следователь, должно быть, по поводу каких-нибудь справок или с целью дать мне какое-нибудь поручение… Я отправляюсь во Дворец правосудия ближайшим путем, то есть по лесам и через груды строительного материала, потому что переделки и перестройки не прекращаются здесь с незапамятных времен.
Повидавшись с судебным следователем, я пользуюсь случаем, чтобы зайти еще кое к кому из его коллег.
На моих часах два, когда я возвращаюсь в сыскное отделение. Дежурный чиновник встречает меня и говорит:
— Патрон, вас ожидает масса посетителей.
— Хорошо, впускайте по очереди.
Прием начинается.
— Милостивый господин, я граф де З., уполномоченный акционерного общества геролыптейнских ломок мрамора, и я пришел сообщить вам некоторые подробности, которые могут пригодиться при поисках нашего вора…
Я уже знаю, что накануне у кассира вышеупомянутого общества мошенники вытащили 100 000 франков в ту минуту, когда он имел несчастье зазеваться. Сам по себе кассир честнейший человек, но у него нет никакого состояния, и он не может возместить эти сто тысяч, которые, по-видимому, были крайне нужны обществу, ибо в то утро некоторые срочные платежи остались неоплаченными.
Когда я слушаю титулованного уполномоченного, у меня является подозрение, что вся история о краже вымышлена, чтобы оттянуть еще на несколько дней финансовую катастрофу. На следующий день агент, которому я поручил навести справки, сообщает мне, что кассир общества никаких ста тысяч не получал.
Граф де З., бывший французский посол при дворе одной из великих держав, носящий громкую, старинную аристократическую фамилию, обращается ко мне с жалобой, которая на первый взгляд может показаться очень странной. Вот уже десять месяцев, как у него не может ужиться ни одна прислуга. Более двухсот лакеев и столько же кухарок перебывало у него за это время, но, едва поступив, бежали из его дома, точно от чумы. Почему? Он решительно не понимает и подозревает злой умысел, но с чьей стороны — не знает. Он убедительнейше просит меня избавить его от этой напасти.
Тогда я объясняю графу, что, по всей вероятности, это месть какого-нибудь бывшего слуги или поставщика, у которого перестали брать товар, но в таких