Читать интересную книгу Тележка с яблоками - Бернард Шоу

Оринтия. Мое достоинство божественно, и потому его ничто задеть не может. Ее же достоинство — простая услов­ность; вот вы за него и дрожите.

Магнус. Ничего подобного. Это потому, что она часть меня самого, моего житейского, будничного «я». А вы — суще­ство из сказочного мира.

Оринтия. Вдруг она умрет. Что ж, и вы тоже умрете?

Магнус. Вероятно, нет. Придется мне как-нибудь сущест­вовать без нее, хотя мне страшно даже подумать об этом.

Оринтия. Но, может быть, в программу существования без нее входит женитьба на мне?

Магнус. Дорогая моя Оринтия, я скорей женился бы на самом дьяволе. Быть женой — не ваше амплуа.

Оринтия. Вам так кажется, потому что вы начисто ли­шены воображения. Вы меня даже не знаете, ведь я никогда не принадлежала вам по-настоящему. Я дала бы вам такое, сча­стье, какого не знал еще ни один мужчина на земле.

Магнус. Сомневаюсь, чтобы вы могли дать мне большее счастье, чем то, которое я нахожу в наших причудливо-невин­ных отношениях.

Оринтия (нетерпеливо, вскочив). Вы говорите, как ребе­нок! Или как святой. (Повернувшись к нему.) Я могу открыть вам новый мир, о котором вы и представления не имели прежде. Я могу подарить вам прекрасных, замечательных детей. Видали вы другого такого красавчика, как мой Бэзил?

Магнус. Ваши дети очень красивы; но ведь это эльфы и феи, а у меня уже есть несколько своих, вполне реальных детей. Развод не уберет их с пути, который ведет в сказочную страну.

Оринтия. Все ясно: час блаженства настал для вас, пе­ред вами раскрываются двери рая, — а вы боитесь вылезть из своего хлева!

Магнус. Что же, если я свинья, так хлев для меня самое подходящее место.

Оринтия. Я отказываюсь понимать это. Правда, все муж­чины при ближайшем рассмотрении глупы и трусливы. Но вы все-таки менее глупы и трусливы, чем другие. В вас даже есть некоторые задатки первоклассной женщины. Когда я отрываюсь от земли и уношусь на просторы вечности, туда, где мое на­стоящее место, вы в состоянии следовать за мною. С вами я могу беседовать так, как не могу ни с кем другим; и вы можете говорить мне вещи, от которых ваша глупая жена попросту уда­рилась бы в слезы. У меня больше общего с вами, чем с кем-либо из окружающих меня мужчин. У вас больше общего со мной, чем с кем-либо из окружающих вас женщин. Мы рож­дены друг для друга. В книге судеб написано, что вы должны быть моим королем, а я — вашей королевой. Как вы можете колебаться? Что вам ваши заурядные, простодушные увальни-дети, ваша заурядная домохозяйка-жена? Что вам вся эта свора синих чулок, выскочек, шутов и интриганов, воображающих, будто они управляют Англией, тогда как на самом деле они только препираются с вами? Посмотрите на меня. Посмотрите хорошенько. Разве я не стою миллиона таких, как они? Разве жизнь со мной не прекраснее жизни с ними настолько же, на­сколько солнце прекраснее грязной лужи?

Магнус. Да, да, да, да, разумеется. Вы красавица, вы божество.

Она торжествующе вскидывает голову.

И вы необыкновенно забавны.

Этот неожиданный разряд действует на Оринтию, как ушат холодной воды; но она слишком умна, чтобы не оценить его по достоинству. Разо­чарованно махнув рукой, она снова усаживается на тахту и с терпеливо­страдальческим видом слушает молча нижеследующую тираду.

Быть может, когда-нибудь природа сумеет скрестить розу с капустой и сделать всех женщин такими же пленительными, как вы, — вот-то радостно и легко будет житься тогда! Но пока что я прихожу сюда, чтобы насладиться беседой с вами, когда мне хочется отдохнуть от тяжести короны, когда я устал от моей глупой жены, или мне надоели мои увальни-дети, или меня за­мучили мои чересчур беспокойные министры, — одним словом, когда я, как говорят врачи, нуждаюсь в перемене обстановки. Видите ли, дорогая, нет на свете таких идеальных жен, таких милых детей и таких тактичных министров, которые бы время от времени не утомляли человека. У Джемаймы, как вы спра­ведливо заметили, есть свои недостатки. А у меня — свои. Так вот, если бы наши недостатки полностью совпадали, мне не нужно было бы других собеседников, кроме нее, а ей — кроме меня. Но таких совпадений не бывает, а потому все идет у нас так же, как и у других супружеских пар: есть известные темы, которых нам нельзя касаться в разговоре, потому что это все равно, что наступить на больную мозоль. Есть люди, о которых мы избегаем упоминать, потому что одному из нас они нра­вятся, а другому — нет. Это касается не только отдельных лю­дей, но и определенных человеческих типов. Вот хотя бы тот тип, к которому принадлежите вы. Моя жена не любит людей вашего типа, она их не понимает, чувствует к ним недоверие и даже боится их. И не без основания, потому что такие жен­щины, как вы, опасны для жен. А мне они не внушают не­приязни; я их понимаю, потому что во мне самом есть кое-что от этого типа. И, уж во всяком случае, я не думаю их бояться. Зато жена моя хмурится, чуть только о них заведешь речь. И потому, когда мне хочется беспрепятственно поговорить на такие темы, я прихожу к вам. Вероятно, и она говорит со своими друзьями о людях, о которых никогда не заговаривает со мной. У нее есть друзья-мужчины, которые дают ей то, чего не могу дать я. Если б этого не было, ей со мной всегда не хватало бы чего-то, и в конце концов она бы меня возненави­дела. Потому-то я и забочусь, чтобы ее приятели чувствовали себя у нас непринужденно.

Оринтия. Образцовый супруг и образцовое супружество! А когда от образцового супружества становится слишком скуч­но, тогда ищут развлечения у меня!

Магнус. Чего же еще вы можете требовать? Не будем впадать в распространенное заблуждение насчет единого духа и единой плоти. У каждого светила своя орбита; и хотя мы знаем, что между двумя соседними светилами действует сила притя­жения, мы знаем и то, что расстояние между ними огромно. А когда притяжение становится настолько сильным, что пре­одолевает расстояние, эти два светила не сливаются в одно — они сталкиваются и гибнут. У каждого из нас тоже есть своя орбита, и мы должны держаться на огромном расстоянии друг от друга, чтобы не погибнуть, столкнувшись. Сохранять долж­ное расстояние — это и значит уметь держать себя; а там, где люди не умеют держать себя, человеческое общество невыносимо.

Оринтия. Ну какая другая женщина могла бы переносить ваши поучения и даже находить в них известную прелесть?

Магнус. Оринтия, мы с вами просто дети, увлеченные игрой, и вы должны удовлетворяться своей ролью сказочной ко­ролевы. А теперь (вставая) меня ждут дела.

Оринтия. Какие дела могут быть для вас важнее, чем свидание со мной?

Магнус. Никакие.

Оринтия. Так садитесь на место.

Магнус. К сожалению, как это ни глупо, но нужно управ­лять государством. А сегодня у нас очередной правительствен­ный кризис.

Оринтия. Но ведь кризис отложен до пяти; мне все рас­сказал Семпроний. Зачем вы так распускаете этого хитрого жа­дюгу Протея? Он морочит вас. Он морочит всех. Он морочит даже самого себя, а в первую очередь — все это правительство, которое для вас просто позор. Оно напоминает битком набитый вагон третьего класса. Почему вы позволяете, чтобы подобный сброд отнимал у вас попусту время? В конце концов, за что вам платят деньги? За то, чтоб вы были королем; иначе говоря — чтоб вы плевали на простой народ.

Магнус. Так-то так, но в наше время представления о ко­ролевском бизнесе, как выражаются американцы, совершенно перепутались с представлениями о демократии, и потому поло­вина Англии ждет, что я буду плевать на моих министров, а другая половина рассчитывает, что я позволю министрам напле­вать на меня. Вот в пять часов и должно решиться, кому быть плевательницей.

Оринтия. И вы не погнушаетесь бороться за власть с Протеем?

Магнус. Что вы! Я никогда не борюсь. Но иногда одер­живаю победы.

Оринтия. Если вы только позволите этому позеру, этому комедианту побить вас, не смейте мне больше никогда на глаза показываться.

Магнус. Протей неглуп; а иногда в нем даже прояв­ляются симпатичные черты. Не вижу ничего приятного в том, чтобы побить его; я вообще не люблю никого бить. А вот пере­хитрить его — это, пожалуй, доставило бы мне кое-какое невин­ное удовольствие.

Оринтия. Магнус, вы просто размазня. Настоящий муж­чина был бы рад сделать из него котлету.

Магнус. Настоящие мужчины не годятся в короли. Я ведь только идол, сокровище мое, и все, что я могу, — это не быть чересчур кровожадным идолом. (Смотрит на часы.) Но мне в са­мом деле пора. Au revoir! (1)

Оринтия (смотрит на свои часы). Да ведь сейчас только двадцать пять минут пятого. У вас еще масса времени до пяти.