На Псков новгородцам было трудно надеяться, и они, все идя вперед в своих делах, наконец, почти совсем отступили от московского великого князя к королю Казимиру. Казимир заключил с вольными мужами, с Великим Новгородом договор, по которому обязывался держать Новгород по крестной грамоте: на Городище держать наместника греческой веры; если пойдет на Великий Новгород московский великий князь, или его сын, или его брат, или поднимет он на Новгород какую землю, то королю сесть на коня со всей Радой Литовской и защищать; если великий князь пойдет на Великий Новгород во время отсутствия короля из Литвы, то защищать его Раде Литовской; веры греческой король у новгородцев не должен отнимать, церквей римских в Новгороде и Новгородских областях не ставить; новгородцы, где захотят, там и поставят своего владыку; если умирит король Великий Новгород с великим князем, то взять ему за то черный бор по волостям Новгородским; держать королю Великий Новгород, мужей вольных, по старине и по крестной грамоте, и король целует на ней крест за себя и за свою Раду Литовскую45. Этот договор носил на себе, во-первых, печать всей неопределенности, какая была в отношениях Новгорода к Москве; новгородцы как бы уверены, что московский великий князь, за это отступление от него, непременно будет воевать с ними, и нанимают на свою защиту короля, от которого, впрочем, также могут отступить, когда он их замирит с великим князем; поддерживая православие, они оставляют лазейку, пожалуй; и в пользу Литвы, потому что могут поставить владыку, где захотят. Говорят, что самое критическое время в отношениях Московского государства к Польско-Литовскому было тогда, когда Новгород отдавался Казимиру, и помоги ему Казимир, то история Восточной Европы была бы совершенно другая; но Казимир промахнулся… Так говорит об этом времени Г. Костомаров46. Но поляки говорят еще, что если бы Ягайло ударил в тыл Донскому, когда тот сражался с Мамаем, то тоже история Восточной Европы была бы другая. Но так как этих если бы в истории каждого народа бывает много, не только каждый год, но и каждый час, то об этом не будем говорить, а скажем о другом. Как Казимир промахнулся, об этом будет ниже, но главное то: отдавался ли Новгород Казимиру? Как сейчас из договора видели, Новгород оставлял за собой все старины; по старине он переменял у себя князя и нанимал его на свою защиту; после он мог точно так же переменить и Казимира на Ивана III. Чтобы подчинить себе Новгород, Казимиру нужно было еще с большими трудами точно так же завоевать его, как завоевал Иван III; большие труды он должен бы был приложить потому, что, кроме уничтожения самостоятельности, нужно было уничтожить в корне православие, которое и при заключении последнего договора для всей массы народа было совершенно ограждено и выставлено на первый план. Нельзя смотреть на один случай в истории народа, как на главный в его судьбе: если единоверный московский государь должен был завоевать Новгород, то католическому польско-литовскому государю это нужно было сделать тем более: а завоевывала ли что-нибудь прочно оружием Польша со времени своего соединения с Литвой? До самых разделов она только теряла и ничего прочно не приобретала. Господин Костомаров совершенно справедливо замечает, что Московское государство наступало на Литву в силу самосохранения; действительно, вследствие оборонительных завоеваний, начатых из города Москвы, Восточная Европа превратилась в Российскую империю; в описываемое же время, в силу этого же самосохранения, Иван III был должен предупредить все, что может произойти только из того, что хотя на время литовский князь усядется в Новгороде. Начинать борьбу с Новгородом Ивану Васильевичу теперь было можно, потому что он хорошо знал, что в городе существует полнейший разлад, вражда партий и чрезвычайно многие стоят за союз с Москвой; этот же разлад увеличивается все более и более вследствие посольств из Москвы.
Иван Васильевич прислал с таким увещанием к новгородцам: «Отчина моя, люди новгородские! Изначала вы не отступали от нашего рода, а мы вас жалуем и бороним; за королем и великим князем литовским вы никогда не бывали, я же над вами никакой силы не чиню, более того, что было при отце и предках; вы же от православия не отступали бы и к латинству не прилеплялись». В начале 1471 года явилось уже послание от митрополита: он, изложив все обстоятельства неудовольствия новгородцев на великого князя и оправдывая последнего, что он требовал только исправления новгородцев по старине и их челобитья и что после посольства Ананьина он гнев на новгородцев положил, но когда явился за опасом для нареченного архиепископа новгородский боярин, то он, по челобитью его, митрополита, и своей матери, гнев свой отложил и грамоту опасную дал; великий князь – православный государь, говорит митрополит, а ваши предки всегда были неотступны от его предков, теперь же вы хотите заложиться за латинского государя, так вспомните: царствующий град Константинополь попал в руки неверных, когда царь и патриарх соединились с латинянами; так и вы поберегите свои души и от православного государя не отступайте, в церквах Божиих у вас неподобной новины не бывало бы: на эктениях имя государя иной веры, не православной, не поминалось бы»47.
Читая подобные послания и слушая посольства великого князя, приверженцы Москвы прямо указывали, что, ссорясь с великим князем, новгородцы навлекут на себя войну, которой не было, а соединение с Литвой есть связь с латинством.
Поэтому волнения продолжались и веча не прекращались в Новгороде; Литовская партия нанимала мужиков-вечников и не хотела слушать ни посла митрополита, ни посла великого князя, толкуя то, что Новгород сам себе государь; так говорит Московская летопись 48. Так дело шло до марта месяца, когда князь Михаил Олелькович поехал из Новгорода к себе в Киев. Псковский летописец рассказывает о том, что пребывание Михаила Олельковича в Новгороде обошлось очень дорого новгородцам, как относительно кормов, так и даров, и что он когда ехал из Новгорода, то в Русе пограбил оброки, да от Русы до Литовского рубежа воевал области, захватывая не только имущество, но и жителей в плен, и все это привел с собой в Литву. К этому рассказу тот же летописец прибавляет о новгородцах: «Все это они делают, не исполняя старин в отношении к своим государям, великим князьям, а помощи себе требуют от литовских князей и от самого короля, и тем подвергают себя таким убыткам, а от великого князя немилосердие и великую нелюбовь сами наводят на себя и на свои волости кровопролитие».
В конце марта из Москвы было отправлено еще послание митрополита в Новгород. В послании говорилось, что после дачи опасных грамот и его митрополичьего первого послания «новгородцы великое земское дело отложили и по опасным грамотам не приехали; теперь мы слышим, что у вас в молодых людях, которые не навыкли доброй старине, как стоять и побороть по благочестии, а иные из них, не имея доброго научения своих отцов, благочестивых родителей, потому что по смерти их остались ненаученными, собираются в сонмы и стремятся на многие дела и великое земле неустроение: не тишину, а великий мятеж, думая ввести и раскол в Церкви, оставивши православие и старину, приступить к латинянам. Ты, нареченный владыка, ничего ко мне об этом не пишешь, а вы, старые посадники и тысяцкие, бояре и купцы, и весь Новгород, православие поберегите и старшие молодых научите, а лихих остановите»49. Но ни это вторичное послание митрополита, ни посылка о том же великого князя не вели ни к чему, и в Новгороде стояла смута. Партии, как видно, боролись, но окончательного верха никто не брал из них. Московская летопись говорит, что нареченный архиепископ хотел сдерживать волнения, но ничего не мог сделать и поэтому даже хотел уйти обратно в монастырь, но его не пустили.
Новгородцы шумели на вече, но ничего не предпринимали, Иван же Васильевич решился начать дело. Он послал в Новгород складную грамоту, прописавши в ней неправды и измены новгородцев к нему и объявляя, что сам идет на них ратями. Пред посылкой разметной грамоты, Иван Васильевич советовался с братьями, боярами и другими лицами, идти ли на Новгород ратью летом или отложить поход до зимы. Решено было выступить летом. Вопрос о времени похода был весьма важен, потому что Новгород летом считал себя безопасным от нашествия врагов, так как был закрыт почти со всех сторон реками, озерами и болотами, непроходимыми летом. Прежние великие князья когда ходили на Новгород летом, то теряли много людей; однако же решено было идти летом. К этому принуждали два обстоятельства: во-первых, в Москве наверное знали, что у Казимира было дело на Западе, а именно, избрание его сына на Чешский престол. Второе, что заставляло идти на Новгород летом, это отношения Ивана Васильевича к степнякам. Видно, что Иван Васильевич в этот год находился в мирных отношениях к Золотой Орде; однако, в летописи записано, что Казимир, еще в конце 1470 года, послал к царю Ахмату своего татарина, Кирея Кривого, со многими речами и обговорами на великого князя. Кирей предлагал дары царю и его князьям и челом бил от короля, чтобы вольный царь пожаловал пошел на московского великого князя со всей своей ордой, а король пойдет со всей своей землей. Татарский князь, Темир, и другие князья стояли за королевское дело, но царь продержал Кирея до осени 1471 года и отпустил его к королю ни с чем, летописец говорит по этому случаю, что не сбылась мысль окаянных, а царь сделал это ради своих зацепок. Но можно предположить, что и Ивану Васильевичу эти зацепки чего-нибудь да стоили.