Читать интересную книгу История борьбы Московского государства с Польско-Литовским. 1462–1508 - Геннадий Карпов

Но в то время, как Иван Васильевич стоял за старину в Пскове, об ней же он напоминал и в Новгороде. Туда явилась грамота к архиепископу следующего содержания: «Брат наш, Казимир, король польский и великий князь литовский, прежде присылал к нам послов, чтобы мы приняли его митрополита, Григория; а тебе известно, откуда Григорий пришел и от кого поставлен. А так как святыми отцами утверждено, чтобы нам с латинами не соединяться, то поэтому отец наш еще, когда Григорий появился, писал к королю, чтобы он не принимал его, потому что никогда на Руси от Рима не бывало митрополитов, да и самое избрание их есть право московских великих князей; но Казимир Григория принял и подчинил ему у себя русские церкви». Вследствие этого великий князь напоминал архиепископу, чтобы он держался обещаний, данных им при своем поставлении, и удерживал бы своих духовных детей43. Причина такого послания была та, что между новгородцами явились люди, задумавшие «к тьме неведения приложиться и с латинами соединяться».

Послание митрополита к новгородцам в 1471 году, а за ним летопись рассказывают вины новгородцев пред великим князем следующим образом: «Новгородцы возгордились, хвалились множеством своего народа и стали оказывать великому князю в законных делах ослушание; они, забывши старины, дел великокняжеских в отношении земли, не стали исполнять, а пошлин не отдавать, земли и воды, от которых они отказались в пользу великого князя, за себя взяли, а людей к целованию привели на новгородское имя; из новгородских волостей отчине великого князя и его братии молодшей и их людям позволяли делать всякие насилия, потом с общего Новгородского веча присылали на Городище многих людей, которые наместников великого князя и его посла бесчествовали; кроме того схватили на Городище двух князей и многих людей свели в город и мучили за то, что были представителями имени великокняжеского, и тем всем, говорит летопись, новгородцы грубили великому князю, держа у себя мысль отступить от великого князя и задаться за короля Латинского». Как видно, эти вины были совершены в течение одного года. Далее в тех же источниках для истории этих событий рассказывается, что благочестивый государь несколько раз посылал своих послов в Новгород, чтобы отчина его исправилась во всем, никакого лиха не чинили, а жили бы по старине, и великий князь от их поступков терпел многие досады к нему и непокорства, ожидая от них к себе чистого исправления и правого челобитья. Подобные неисправления со стороны новгородцев, при их внутреннем устройстве, были, в сущности, вещью обыкновенной, но, как видно, теперь в Москве не хотели их считать такими. Новгородцы понимали это последнее, но помочь горю не могли, и вот приехал из Новгорода послом к великому князю посадник Василий Ананьин и правил посольство о делах земских новгородских, не упоминая о том, что считали в Москве новгородскими винами, и на вопрос об них отвечал боярам: «О том Великий Новгород не мне приказал, то мне не наказано». И государю, великому князю, то вельми грубно стало, что они посылают о своих делах земских, а об своих винах не говорят; он положил на них свой гнев и хотел на коня сести, а с Василием Ананьиным приказал новгородцам сказать: «Исправьтесь ко мне, моя отчина, сознайтесь, а в земли и воды мои, великого князя, не вступайтесь, имя мое, великого князя, держите честно и грозно по старине, а ко мне, великому князю, посылайте бить челом по докончанью, я же вас, свою отчину, хочу жаловать и в старине держу». С этим Ананьин был отпущен великим князем, который возвещал своей отчине, что ему уже не в истерп, что он более терпеть не хочет от них их досады и непокорства44.

Но в Новгороде пошли в своих делах дальше; был отправлен посол к королю Казимиру, чтобы он дал князя в Новгород. Казимир дал им православного князя, Михаила Олельковича. Этот князь был принят в Новгороде честно, но новгородцы наместников великого князя не сослали с Городища. Михаил Олелькович приехал в Новгород 8 ноября 1470 года и застал здесь всех в волнении. Кроме разделения партий на вече, вследствие отношения к Москве, повод к волнениям подавало то, что за два дня до приезда Михаила Олельковича скончался новгородский архиепископ Иона. По обычаю произведен был выбор из трех кандидатов по жребию, и вынулся жребий священноинока Феофила. Также по старому обычаю отправили посла в Москву об опасе для нареченного архиепископа, чтобы ехать ему к митрополиту на поставление. Опасные грамоты были даны по старине от великого князя и митрополита. Но в это время партия, недовольная московским великим князем, задумала другое дело. В числе этой партии были сыновья посадника Борецкого, руководимые своей матерью, Марфой. Летопись, которая говорила так согласно с посланием митрополита, прибавляет, что Марфа Борецкая, находясь в единомыслии с Михаилом Олельковичем, присутствие которого в Новгороде была грубость перед великим князем, думала выйти замуж за литовского пана и вместе с ним, от имени короля, управлять Новгородом. В единомыслии с Марфой был чернец Пимен, бывший ключником архиепископа Ионы и потом в числе трех кандидатов на архиепископию после его смерти. Пимен желал быть новгородским архиепископом, но его жребий при выборе не вынулся, и он говорил после этого: «Хотя меня на Киев пошлите, и туда я на свое поставление еду». Делая такое предложение, Пимен из архиепископской казны много повынимал золота и передавал его Марфе Борецкой, для подкупа людей, чтобы те помогали им. Преподобный же священноинок Феофил останавливал новгородских людей от таких мыслей и говорил, что хочет ехать на поставление в Москву. Но Пимену так действовать не удалось долго, и Псковская летопись нам рассказывает, что Пимена новгородцы схватили, сильно избесчествовали, казну его разграбили и взыскали 1000 рублей.

Таково было состояние дел в Новгороде, и Московская летопись рассказывает, что там постоянно были шумные веча, а когда явился туда посол, ездивший в Москву, за опасной грамотой для нареченного архиепископа, и объявил, что великий князь жалует свою отчину и дает опасные грамоты, то этому нареченный владыка и многие обрадовались, другие же, приходя на вече, кричали: «Не хотим зваться отчиной великого князя, мы люди вольные, а московский великий князь нам обиды многие чинит, хотим за короля польского и великого князя литовского, Казимира». Противники подобных речей говорили: «Нельзя тому быть, чтобы за короля отдаться и архиепископа поставить в Киеве». В этих спорах успеху врагов великого князя помогло то, что когда в Новгороде поднимались волнения, и новгородцы не удовлетворяли требований, шедших из Москвы, то великий князь, послав в Псков сказать: «Если мне не добьют челом новгородцы о моих старинах, тогда бы вы, моя отчина, Псков, послужили мне, великому князю, на Великий Новгород за мои старины». Это посольство пришло в Псков, когда в Новгород приехал Михаил Олелькович. Псковитяне, выслушав слова великого князя, послали сказать в Новгород: «Нас великий князь поднимает на вас, а от вас хочет себе челобитья, мы же за вас, за свою братию, если вам нужно, готовы к нему своего посла отправить и великому князю челом бить по миродокончальным грамотам; а вы бы нашим послам дали путь чист к великому князю по своей вотчине». Вследствие такого посольства на Новгородском вече враги великого князя взяли некоторый верх; они кричали о том, что «великий князь дает опасные грамоты для нашего нареченного владыки и в то же время поднимает на нас Псков». Псковитяне на свое предложение услышали слова: «Вашего посла к великому князю поднимать не хотим, также не хотим и сами бить ему челом, а вы бы за нас против великого князя на коня сели, по своему с нами миродокончанью». Новгородский посол получил в Пскове ответ: «Как вам князь великий пришлет разменную грамоту, то нам объявите, и мы, подумав о том, ответ дадим».

На Псков новгородцам было трудно надеяться, и они, все идя вперед в своих делах, наконец, почти совсем отступили от московского великого князя к королю Казимиру. Казимир заключил с вольными мужами, с Великим Новгородом договор, по которому обязывался держать Новгород по крестной грамоте: на Городище держать наместника греческой веры; если пойдет на Великий Новгород московский великий князь, или его сын, или его брат, или поднимет он на Новгород какую землю, то королю сесть на коня со всей Радой Литовской и защищать; если великий князь пойдет на Великий Новгород во время отсутствия короля из Литвы, то защищать его Раде Литовской; веры греческой король у новгородцев не должен отнимать, церквей римских в Новгороде и Новгородских областях не ставить; новгородцы, где захотят, там и поставят своего владыку; если умирит король Великий Новгород с великим князем, то взять ему за то черный бор по волостям Новгородским; держать королю Великий Новгород, мужей вольных, по старине и по крестной грамоте, и король целует на ней крест за себя и за свою Раду Литовскую45. Этот договор носил на себе, во-первых, печать всей неопределенности, какая была в отношениях Новгорода к Москве; новгородцы как бы уверены, что московский великий князь, за это отступление от него, непременно будет воевать с ними, и нанимают на свою защиту короля, от которого, впрочем, также могут отступить, когда он их замирит с великим князем; поддерживая православие, они оставляют лазейку, пожалуй; и в пользу Литвы, потому что могут поставить владыку, где захотят. Говорят, что самое критическое время в отношениях Московского государства к Польско-Литовскому было тогда, когда Новгород отдавался Казимиру, и помоги ему Казимир, то история Восточной Европы была бы совершенно другая; но Казимир промахнулся… Так говорит об этом времени Г. Костомаров46. Но поляки говорят еще, что если бы Ягайло ударил в тыл Донскому, когда тот сражался с Мамаем, то тоже история Восточной Европы была бы другая. Но так как этих если бы в истории каждого народа бывает много, не только каждый год, но и каждый час, то об этом не будем говорить, а скажем о другом. Как Казимир промахнулся, об этом будет ниже, но главное то: отдавался ли Новгород Казимиру? Как сейчас из договора видели, Новгород оставлял за собой все старины; по старине он переменял у себя князя и нанимал его на свою защиту; после он мог точно так же переменить и Казимира на Ивана III. Чтобы подчинить себе Новгород, Казимиру нужно было еще с большими трудами точно так же завоевать его, как завоевал Иван III; большие труды он должен бы был приложить потому, что, кроме уничтожения самостоятельности, нужно было уничтожить в корне православие, которое и при заключении последнего договора для всей массы народа было совершенно ограждено и выставлено на первый план. Нельзя смотреть на один случай в истории народа, как на главный в его судьбе: если единоверный московский государь должен был завоевать Новгород, то католическому польско-литовскому государю это нужно было сделать тем более: а завоевывала ли что-нибудь прочно оружием Польша со времени своего соединения с Литвой? До самых разделов она только теряла и ничего прочно не приобретала. Господин Костомаров совершенно справедливо замечает, что Московское государство наступало на Литву в силу самосохранения; действительно, вследствие оборонительных завоеваний, начатых из города Москвы, Восточная Европа превратилась в Российскую империю; в описываемое же время, в силу этого же самосохранения, Иван III был должен предупредить все, что может произойти только из того, что хотя на время литовский князь усядется в Новгороде. Начинать борьбу с Новгородом Ивану Васильевичу теперь было можно, потому что он хорошо знал, что в городе существует полнейший разлад, вражда партий и чрезвычайно многие стоят за союз с Москвой; этот же разлад увеличивается все более и более вследствие посольств из Москвы.