на то, на чем обычно сижу. Кинжал скользнул к моему горлу, но его перехватил Щавель. Когти прошлись по зеленой броне Альфонсо, наградив её глубокими бороздами. Мой друг парировал хитрые наскоки Хагиши и стойко терпел зудящую мошкару, впрочем, это продолжалось недолго. От того, что я так безапелляционно был ниспровергнут о твердь, расшатались струны моих чар, и нежить, более не стесненная ими, обвила нас молочной поволокой. В мои ноздри и уши кто–то забрался. Я потерял ориентацию. Подобное произошло с Дурнбадом на Куркумных Болотах. Тогда ему повезло, и я смог вытравить из него паразита–фантома Джейкоба, но сейчас… сейчас некому было воспроизвести надо мной тот очищающий церемониал. Я – я есть личность, нет (нет, нет, нет, не-е-е-е-ет!), не тысячи личностей, что принялись делить меня между собой! Призраки забрались в мой разум, где устроили галлюциногенный пир. С Альфонсо происходило то же самое. Он остервенело, как припадочный, мотал Щавелем из стороны в сторону.
– Хантал–мику–ал–фазат–атон! Хатал-мисту-вилас-сататрон! – победоносно прохрипела Хагиша. – Хромус! Отец Нечестивый! Я скину их потроха к тебе на пир!
Я все ещё мог сохранять зрение, и потому увидел, как мечущийся Альфонсо врезался наплечником в Хагишу. Она, не предвидевшая неумышленного толчка, неожиданно свалилась со своего насеста и обронила зажатую в пятерне куклу. Что же приключилось со всеми нами далее?
А вот, что. Олень, на котором до этого восседала Хагиша, вдруг вскинул голову и издал громкое «иииииияяяя!». Спустя миг к нам выскочил оплетенный всяческими нечистотами его эфемерный собрат, дотоле примеченный мною у кромки этого, рдеющего огнем и смогом, безбожного логова. Он раздул ноздри, встал на задние ноги, а затем, обретя вещественность, прыгнул на Хагишу. Удар переплетенных рогов пришелся ей точно в живот. Гарпия ойкнула и согнулась. По её проткнутому брюху стали расползаться бордовые пятна. Ругаясь и проклиная всех и вся, Хагиша все–таки умудрилась вывернутся из своего недруга. Она подалась направо, уводя за собою оленя (его рога), и кое–как плюхнулась на свое прошлое место. Как только гарпия вновь дотронулась до оленя, стреноженного в пройме, тот, проткнувший её олень, вновь став эфирным, растворился в воздухе.
Я понял! Пока Хагиша покоит свою паклю на «пленнике», дух оленя, прошибленный плесенью и струпьями, не в состоянии причинить ей вред. Та рана, что получила гарпия, пошатнула её превосходство над нами. Призраки, ютившиеся во мне, потеряли стабилизацию, которую, несомненно, получали от своей повелительницы. Я собрался с силами и, пока Хагиша ворочалась на своем гнездовье, предпринял попытку освободиться от осаждающей меня нечисти. Я – некромант, и мой опыт сверхъестественного почти интуитивно подсказал мне, как я должен себя вести. Зажмурившись и вцепившись в Лик Эбенового Ужаса, как в спасительную соломинку, я стал произносить про себя волшебные и разрывающие нутро речитативы, записанные Назбраэлем в книге «Отчаяния». С каждым воспроизведённым мною святотатственным слогом призраки–солитеры, засевшие во мне, получали ментальный и безжалостный удар «молотом» своего Господина из Мира Тьмы. Назбраэлю, по сути, все равно, кто будет страдать от Его гнева. Я весь взмок, сражаясь с цепкими крюкохватами внутри моей натуры. Думаю, на то, чтобы совладать с призраками у меня ушло не больше тридцати секунд, однако они показались мне вечностью. Когда последний метафизический «губитель индивидуальности» покинул меня, я вскочил на ноги. Посох направленный на Хагишу изверг из себя огненную пульпу. Она втемяшилась в гарпию и воспламенила её ветхое, промасленное тряпье. Хагиша заголосила, и мошкара, которая все так же пронзала мне вены своими клычками, полетела к ней на зов. Они облепили тварь, туша собою, своими тельцами, разгоравшийся пожар. Пока деморализованная гарпия сбивала с себя пламя, я сосредоточился на Альфонсо. Поверженный изматывающей вакханалией, которую нагнал на него призрачный сонм, он, скукожившись на земле, конвульсивно дрыгал ногами.
– Именем Назбраэля, я приказываю вам убираться прочь! – крикнул я, опуская череп Лика Эбенового Ужаса на голову друга.
Дельторо свирепо взвыл и, открыв заплывшие глаза, едва не саданул меня топором. Я подхватил Альфонсо под локоть и мы, как пара рассерженных драконов, надавили на Хагишу Альдбригом и Щавелем. Кинжал гарпии блокировал клинок, но полотно топора так–таки разрезало впалую грудину. Хагиша пошатнулась и, утратив равновесие, крякнулась на лопатки. Я собрался добить гарпию, однако она, опередив сталь Альдбрига, сделала мне подсечку. Зубы у моей шеи!… Реакция Альфонсо не дала совершить непоправимого. Резец, воткнувшийся передо мной, принял на себя слюнявый прикус. Бесцеремонный пинок Хагише под ребра, окончательно разделил нас футом расстояния. Осознавая, что её сейчас прихлопнут, гарпия перевернулась мордой вниз, а затем, каким–то чудом избегая Щавеля, взлетела. Теперь бестия парила по надутым тучами небесам, а мы с Альфонсо посылали в неё стрелы и заряды магии. Тут на мегалитической поляне вновь показался миражный олень. Он галопом пробежал мимо нас с Альфонсо и влился в родича из плоти и крови, всё еще лежавшего в смрадной ямине. Когда этот магический акт состоялся, и олени объединились в одну сущность, все вокруг зарделось нестерпимым светом, источником которого стали серые и мокрые глыбы, толпящиеся по кругу сакрального урочища. В единый миг все преобразилось. С пожелтевшей травы исчезли гнойники ганглий. Плесень с разлапистых деревьев распалась на частицы, а вместо ночи занялось яркое утро начинающегося дня. Из рогов оленя, уже поднявшегося на копыта и сияющего чистой энергией, выплеснулся животрепещущий дождь из микроскопических золотистых флюидов. Он обволок Хагишу и низверг её, безостановочно вопящую и стенающую, за грань космической юдоли.
– Дух Зелени… – прошептал мой друг. – Мы успели…
Альфонсо преклонил перед Оленем-Богом колени, и я, видя благоговение моего друга, сделал тоже самое. Олень, запредельно красивый и могучий, потряс своей всемудрой макушкой. На рогах его залились звоном серебряные и изумрудные колокольчики. Он взрыл землю передней ногой, а потом дыхнул. Из его чистого и свежего выдоха, отдававшего земляникой и мятой, воплотились врата с изумительными резными абрисами. Они распахнулись, и Альфонсо, ухватив меня за мантию, потянул к ним.
Глава 20. Вестмарка. Выводок Аспида–Хаттона
Когда я вошел в те чудесные двери, что ниспослал нам Дух Зелени, меня обнял теплый и благодушный свет. Как в коконе–скорлупе, я, сидящий в прочной и защищенной от всего зла капле, несся по звездным кручам и Вселенским весям. Точно зная, что мне не грозят мелькавшие всюду тетраэдры, гексатетраэдры, ромбододекаэдры, тригон–тритетраэдры и дидодекаэдры, я наблюдал за их вычислительными уравнениями, что собою творили здесь Миры и Планы. Через какое–то время, могу лишь сказать, что тут оно идет по–другому, меня вышвырнуло в самого себя.
Ночь и зарево факелов… Я ощутил, что в спину мне упирается какие–то ветки. Затем возникло улыбающееся лицо Альфонсо Дельторо. Он стащил меня