я – клочок–туман приземлился, точнее, меня приземлили, воспринималось мною не глазами, а какими–то совершенно иными, находящимися в зачатках, чувствами. Зрение, слух, осязание, обоняние здесь преобразовывались в клубок–головоломку, который давал иначе познать себя и окружающую действительность. Альфонсо Дельторо стоял в шаге от меня. Он застыл в наблюдении и созерцании тех апокалиптических руин, высотныхбашен, циклопических монолитов, зачарованных изваяний, эфирных лестниц–лемнискат и безбрежных океанов ганглий, что способны сформироваться только в больном воображении. Я потянулся к другу своим «я», но в ответ импульс–энергия принесла мне лишь безмолвие. Я понимал, что Альфонсо попал под гипнотический эдикт этих, суррогатных и животрепещущих картин, что не нарисует ни одна кисть художника, даже если тот будет отягощен экзальтационным бредом. На меня сии равнины, унизанные лиходейскими постройками и населенные антропоморфными обитателями, облюбовавшими собою каждую пядь, уже тоже начинали влиять. Они тянули в свои сети и навязывали мне чужеродный, расщепляющий и растворяющий меня поток. Тот шум, что воспроизводила округа, кичился пронзительными нотами, коих нету в известной нам «семерке». Гениальность и дегенеративность слились друг с другом в этом оркестре, как сиамские близнецы.
Самое жуткое, я мог воспринять, какова эта «музыка» на вкус и на запах. Запахи! В нос, или то, что я принимал за нос, запахи проскребались в меня вихрями вонищ и изысканных букетов, не поддающимися определению. Я обонял сразу сто и один фимиам: гравий, сырость, персики, мертвечину, ладан, чернила, помет, тухлятину, ваниль, секрет муравьиных желез, морской бриз и паприку. Если брать тактильные ощущения, то мое осязание перешло на совершенно инородный уровень. Я мог не только потрогать «что–то», но и сразу дать ответ – чем это «что–то» было раньше, и чем оно станет потом. Его история, его составные частицы, его структура – все читалось мною и безошибочно угадывалось. Я был всем и ничем – теми гагатовыми башнями, исполинскими жуками–скитальцами, дождем из молний, проливающимся в сумасбродное небо, геологическими пластами, тающими ледниками и бесконечной Белизной, что старше Ураха, Назбраэля, Риф и всех девяносто девяти Вседержителей. Как еще мне извернуться, чтобы передать то, что обременило меня в этом бесовском апокалипсисе? Не знаю! Или знаю? Знал! Так, оно? Там, слева, вкривь… Абракадабра!
Я пытался бороться с собой, со своей психикой, и искать червоточину в благоденствующую явь Духа Зелени. Преодолевая то, что у нас на земле возможно назвать звуками, светом и тьмой, я – импульс–энергия – прорывался сквозь кавалькаду препятствий даже не сходя с той точки, в которую меня опустили. Я мог пробраться сквозь эоны прошлого, настоящего и будущего, вместить в себя истину того, что время – это всего–навсего обман. У себя мы видим смены дня и ночи, отсчитываем минуты и часы, но в реалии – это миф. Время было, есть и будет. Оно неподвижно и нет ему конца, как и не было начала. Принятие наркотической Катиллы раскрепостило меня и поместило туда, где Мир Света и Мир Тьмы, как и обозримая Вселенная, служили фикциями–игрушками. То трехмерное пространство, что упомянул я до этого, тут являлось ущербным. Я дошел умом, что геометрия и её сложносоставные габариты, такие как тетраэдры, тригон–тритетраэдры, гексатетраэдры, ромбододекаэдры и дидодекаэдры производят здесь пятимерные и семимерный квази–царства. Когда я снискал эту аксиому, то без труда освободился от демонических наваждений, на поверку оказавшихся цифровыми комбинациями, и устремил импульс–энергию точно к Вратам Духа Зелени. Но прежде, чем податься туда, мне было надо пробудить Альфонсо, его математический потенциал. Вооруженный дифференциальными уравнениями и уравнениями с частными производными, я перешёл в атаку на элементарную и неказистую арифметику моего товарища. Чем больше я вливал в Альфонсо планиметрии и разношерстных алгоритмов, тем лучше реагировала его импульс–энергия. Когда наша связь окрепла, мы вместе придались вычитаниям, умножениям и делениям в таких объемах, что не осилили бы и странные вычислительные приборы из сопредельного мира–рубежа, опередившего по прогрессу на Мир на тысячи лет. Альфонсо очнулся, и мы, «строчкой, длиною в центиллион», ворвались в октагон, который препроводил нас в банальный трехмерный континуум Духа Зелени.
Самая обыкновенная чаща, самые обыкновенные деревья в ней. Туман нежной пленкой катился с холма, где образовывался от перепада температур. Накрапывал мелкий дождик. Я ощупал себя и поболтал головой. Где–то там ухала сова, и завывал ветер. Его порывы трясли мою тунику и волосы. Осенние листья тихо опадали на пожухшую траву.
– Альфонсо?
– Привет, Калеб. Ты ли это? Взаправду?
– Я! Я! Я! Пришел к тебе на выручку, потасканный ты бурдюк с вином! Что это за чистилище, что мы сейчас посетили?
Мой друг, такой каковым я его всегда помнил – плечистым, с волосами, забранными в пучок, со шрамом посредине щеки и внимательными голубыми глазами, коротко вздохнул:
– Вино бы оказалось кстати. Так? Бокальчик для успокоения нервов, – отметил Дельторо.
– И все же.
– Друидами Энгибара это место зовётся – Конкодор. Оно – это мы сами, то, что сокрыто в нас. В нашем «я». Вселенная внутри Вселенной, за Вселенной и перед Вселенной. Считается, что Катилла, которую, как я вижу, ты тоже выпил, позволяет нам откинуть рамки насущного и погрузиться в атмосферу Предбытия. По ней, её мистическим дорогам, можно путешествовать в любой План, который существует, будет существовать или существовал вне нашей досягаемости.
– Ты никогда не рассказывал мне ни про Катиллу, ни про Конкодор!
Альфонсо грустно улыбнулся.
– Отчасти потому, что сам не верил во все это. Из Конкодора еще никто не возвращался и все познания о нём у друидов строились на сказаниях и легендах.
– Но ты хлебнул Катиллы! Зачем, если не был уверен в её эффекте? Ты сбрендил?! Там, у себя дома, ты едва дышишь, и я теперь вместе с тобой! Ночью нас, по решению Хагиши, попарят на поленьях, если ты вдруг не в курсе последних новостей!
– Опять торопишься со своими умозаключениями, – промолвил Альфонсо, спокойно смотря прямо мне в глаза.
Эта его манера меня всегда раздражала! Он ни за что не отведет взгляд, и так и будет на тебя бессовестно пялиться!
– Хагиша – не та за кого себя выдает. Я стал подозревать, что она не человек, но демон, еще когда впервые увидел её на Совете друидов. Доказательств у меня не было, только внутреннее предубеждение, поэтому я, как ты знаешь приобщенный к Природной Магии, провел свой собственный ритуал, воззвав Духа Зелени. И Он, снизойдя до меня, показал, что Хагиша – некий мыслящий субстрат из его Плана.
– Почему ты не пришиб её у нас?! Обязательно надо было переноситься к Духу Зелени?
– Обязательно. Смерть Хагиши и её сторонников у «нас» ни к чему бы не привила. Она, пробравшаяся за грань нашей реальности, просто бы переселилась в