Энгибаре. За моим домом зорко наблюдают и лишь ждут того момента, когда я очнусь, чтобы перейти от скрытности к атаке. Я все продумал, Калеб. Я не дурак.
– Чего–чего, а дураком я тебя назвать никогда бы не назвал.
Чем дальше мы заходи во владения Духа Зелени, тем более тенистее и сумрачнее становилось в обозримом пространстве. На коре дубов–гигантов, что облюбовали собою взлохмаченные сорняками бугры, я заметил какие–то вырезанные кривобокие руны, перемигивающиеся затаенной магической энергией. Они плодили мглу и холод. Альфонсо внимательно осмотрел один из тлетворных знаков, но своё мнение о нём не высказал. Мне же эти символы знакомыми не показались. Не походили они ни на пометки живорезов, ни на иные дикарские иероглифы. Потом эти аллегорические монограммы стали попадаться и на камнях и даже на самой земле. Хаотично очерченные, они неизменно включали в себя волнистые овалы и звездчатые шестиугольные проекции. Сверху с сучьев к нам тянулись тенета паутины и широкие сети, которые получается встретить лишь в Ноорот’Кхвазаме. Было ясно, что Обиталище Духа Зелени подверглось жестокому преобразованию – оно отдавало плесенью и прелью.
Неожиданно где–то левее Альфонсо промелькнул силуэт, источающий призрачный свет. Я увидел только огромные рога и копыта, высекающие серебро. Дельторо приложил палец к губам и поманил меня к кусту, возле которого стоял. Я подошел, и Альфонсо отодвинул в сторону застилающую обзор лиственную ширму. Там, в углублении оврага, раскинулся эллипс из горящих столбов и крест–накрест всаженных в почву кольев, с насаженными на них тушками мелких зверьков. Ворон тоже имелось тут предостаточно. Они натужно каркали и клевали мертвечину, борясь с соседом за лакомый ломоть мяса. Альфонсо приподнял брови. Он было хотел взять стрелу из колчана, но потом, передумав, вооружился Щавелем. Медленно, мы шаг за шагом, спустились в коптящуюся горловину. Этот дымящееся мегалитическое сооружение пропитывала злобная магия. Она витала в воздухе и насыщала своими эссенциями. Нечто подобное я испытываю, когда обращаюсь к скверне Назбраэля, что дает мне силы творить Тёмное Искусство. С тем отличием, что тут эта пакость была повсюду. и от того меня пробирал мерзкий озноб. Приобщиться к Бездне Назбраэля единожды, за тем, чтобы сляпать волшебную закваску – еше можно вытерпеть, но ежесекундное давление зачарованных миазмов – нет. Меня потряхивало, подташнивало и мутило. И все–таки вместе с тем, я непроизвольно зачинал на Лике Эбенового Ужаса какую–то слащаво–румяную, приторно-глумливую массу. Череп моего посоха так ей преисполнился, что она потекла через его раззявленные челюсти. Там, где эта магическая кашица опадала, появлялся гнойник, лопающийся желеобразным ихором, воняющим тухлыми яйцами. Мы шли среди вездесущего воронья, их помета и обглоданных костей. Всполохи искр поднимались от наших подошв. Они лизали подолы плащей и цеплялись к штанам. Загадочная, овеянная спиритизмом обстановка, щекотала нервишки, как гусиное перо. Я, весь в напряжении, ожидал чего–то недоброго. Радовало одно – рядом находился Альфонсо, закаленный невзгодами мой закадычный друг, с которым мы умели действовать в паре почти интуитивно. Дельторо наклонился и тут… Вжух! Вновь тот олень! Он промчался всего в десяти футах от нас! Я сумел его рассмотреть! На его шкуре пустили корни чахоточные фосфоресцирующие сорняки–отростки. Так же по ней кто–то ползал, какие–то ракообразные, с клешнями и жвалами – точнее не скажу. На рогах оленя я различил пленку слизи, лоснящуюся едкой селитрой. Макушку оленя проела плешь, а его глаза – невидящие белые бельма, нагнали на меня страх.
– Альфонсо! Этот олень!…
– Тсс! Она поблизости…
Лицо моего друга прошиб пот сосредоточенности. Он машинально смахнул его латным рукавом и скользящим маневром встал спиной к каменной глыбе. Я, примостившись напротив него, заглянул за угол своего укрытия. Мы достигли центра лиходейского акрополя. Там, в размашистой, отороченной горючими выемками полости с базальтовыми тумбами, унизанными чудовищными выпуклыми письменами, зажав между коленей тушу оленя, сидело… Назвать эту согбенную, нескладную и длиннющую бестию женщиной язык не поворачивался. Она (оно) хрипела страшную мольбу и клацала когтями то по кукле–двойнику Хагиши, то по обездвиженному оленю. «У–тана–магот, у–тана–захалиб, у–тинбас–кахал!» – самозабвенно выло нечто, то лаская куклу, то вонзая заостренные ногти в оленью плоть. Облаченная в одежду из ветоши, извергающую хмарь, с обручем из гвоздей, впившихся в кожу, на лысом челе, гарпия в такт своим кошмарным песнопениям дрыгала перепончатыми крыльями и виляла хвостом–трезубцем. Вокруг неё клубились молочного цвета приведения, которые безголосо вторили ей распахнутыми челюстями. Неожиданно гарпия оторвалась от своего черного кафизма и вперила зенки без радужек ровно туда, где мы прятались.
– Ты все–таки пробрался сюда, Альфонсо, осел дурной! Ну что же, выходи не стесняйся, поздоровайся со мной! – просвистела гарпия, выпрямляясь в полный, почти трехфутовый рост.
Дельторо облизал губы кончиком языка.
– Резцом, – прошептал я. – На счет «три».
– И Калеб плакса–вакса–забиякса тут, ну и ну! – хрипло расхохоталась гарпия. – Люблю гостей! Они вкусные!
Альфонсо и я, мы вместе высунулись из–за убежища и выстрелили. Я – Ликом Эбенового Ужаса, его муторным заклятием, а Дельторо стрелой. Но цели наши запалы не достигли. Гарпия всего на мгновение раньше повела лапой и призраки, что кручей ворошились над ней, огородили крылатую хрычовку от нашей атаки.
– Я – Хагиша! Дочь самого Хромуса Нечестивого! Ваши потуги мне нипочем! – возвестила гарпия, обнажая в улыбки внушительные желтые клыки. – Я умоюсь вашей кровью, а потом стану ворожить на вывернутых у вас кишках!
Хагиша простерла свои плешивые длани, унизанные браслетами, и к нам ломанулась орава её призрачных прихвостней. Я был к этому готов. Когда кошмарная плеяда, состоящая из порабощённых душ, попыталась опутать нас своей хмарью, я, воздев посох вверх, произнес древний, замогильный наговор. Слова, принадлежащие Назбраэлю, подобно студеной волне отбросили нападающих, но не смогли подчинить их, как я того желал, моей воле. Призраки неслышно распяливали пасти и бодали возведённый мною барьер. Пока я удерживал их, Альфонсо успел запустить в Хагишу аж три стрелы. Гарпия ловко отбила одну когтями, а от двух других увернулась.
– Брыкаетесь? Так мне нравится! Мне нравится! Так интереснее!
Распахнув плащ-крылья, гарпия выпустила на волю вонючую тучу мошкары, таящуюся у неё под волосатыми подмышками. Насекомые облепили нас в мгновение ока. Их крошечные жвала затерзали мое лицо и руки болезненными укусами. В слюне букашек точно содержался яд – моя голова сразу пошла кругом, а ноги обмякли. Альфонсо взревел и, отгоняя от себя «живое облако» ринулся на Хагишу. Взмах! Ба-бац! Топор сошелся с шишковатым стекольчатым кинжалом, вынутым гарпией из–за пазухи. Я, по–прежнему стискивая ярость призраков в оковах колдовства, заторопился к следопыту на помощь. Метя Альдбригом в худощавый бок, я к несчастью споткнулся и упал. В темечко мне тут же бабахнула грязная пятка. Я перекувырнулся и со стоном шмякнулся