августа вместе с друзьями взошёл на борт. Так завершалась его отчаянная борьба за свободную Россию.
Версальский мир
1
Рутенберг любил Париж, в котором много лет назад сопровождал Гапона после бегства из расстрелянного царём Петербурга. Здесь он работал в строительной компании после второго бегства из России, встречался с женой Ольгой Хоменко и зачал свою любимую дочь Ваву. А несколько лет назад, в начале Великой войны, он проезжал этот великий город по пути в Англию, где весьма успешно пытался убедить правительство империи в необходимости создания в составе британской армии «Еврейского легиона». А сегодня в прекрасном Версале проходила мирная конференция. Её организовали державы-победительницы в мировой войне для выработки и заключения мирных договоров с побеждёнными странами и империями.
Рутенберг приехал в Париж 25 мая и поселился в отеле d’Iena. Там его вскоре нашёл Беркенгейм, бывший в России вице-председателем кооперативного объединения Центросоюз, в котором после освобождения из Крестов и переезда в Москву работал и он. Друзьям было о чём поговорить.
— Привет, Пинхас. Узнал от своих, что ты здесь, и вчера приехал их Лондона, — радуясь встрече, сказал немного погрузневший с тех пор приятель.
— Рад тебя видеть, Александр Моисеевич.
— Нас кооператоров тут много. Но я не мог найти подходящего на должность начальника индустриального отдела.
— Так что, Центросоюз жив и здоров? — удивился Пинхас.
— Ещё бы! Ты же знаешь, советская власть нас с трудом терпела, и это чувство было взаимно. Но кооперация была ей нужна, и мы продолжали функционировать. Помнишь, меня арестовали в сентябре после покушения на Ленина?
— Ещё бы! Тогда я и понял, что пора оттуда выбираться, — поддержал друга Рутенберг.
— Потом выпустили и даже позволили выехать из страны для организации филиалов в Европе. Они надеялись добиться по линии Центросоюза снятия блокады, от которой жестоко страдало население России.
— Я в то время вывозил своих людей из Москвы в Одессу, — заметил Пинхас.
— Совершенно верно, в России тогда стало очень трудно работать, — продолжал Беркенгейм. — Мне удалось открыть представительства в Лондоне, Париже, Берлине, Стокгольме и Нью-Йорке. Так вот, ты мне очень нужен в Париже.
— Я, пожалуй, соглашусь, Александр Моисеевич.
— Вот и прекрасно, с сегодняшнего дня ты зачислен. Наши сотрудники тебе всё расскажут и покажут. А сейчас, извини, я побегу. У меня назначена встреча.
Беркенгейм поднялся со стула и шумно дыша, обнял Пинхаса и вышел из номера.
2
На следующий день его оторвал от размышлений стук в дверь. Молодой человек, одетый в униформу служащих отеля, сказал Рутенбергу, что его ожидает важный военный чин. Пинхас быстро переоделся и спустился в вестибюль. Визитёром оказался солидный французский генерал.
— Господин Рутенберг? — спросил он, подойдя к нему.
— Я Вас слушаю, — ответил Пинхас.
— Разрешите представиться, Жан Мордак, военный советник премьер-министра Клемансо. Чтобы попусту не тратить время скажу, что моё посещение не случайно. Клемансо весьма озадачен произошедшим в Одессе, и просил меня провести какое-то расследование. Я беседовал с генералом Шварцем, который показал мне Ваш доклад о деятельности одесского правительства. Он меня весьма заинтересовал. Я рассказал о Вас Клемансо. Представьте себе, он помнит о Вас. Он сказал, что встречал Вас однажды в министерстве несколько лет назад. Клемансо попросил меня обратиться к Вам с предложением составить доклад и для него.
— Я, пожалуй, это сделаю, господин генерал. Поверьте, у меня эвакуация французской армии вызвала гнев и сожаление. Просьба Клемансо большая честь и возможность разобраться с мучительным для меня вопросом, что не так все мы сделали на юге России.
— Буду Вам признателен, господин Рутенберг. Вот мой телефон в министерстве главы нашего правительства. С нетерпением жду Ваш доклад.
Генерал учтиво поклонился и шагом военного человека вышел на улицу. Пинхас в задумчивости постоял у выхода из отеля, наблюдая за удаляющимся генералом, потом вздохнул и медленно поднялся к себе в номер. Он сразу же решил не затягивать с составлением отчёта, понимая, что Клемансо требуется информация для расследования и осуждения командующих французскими войсками, организовавших позорное бегство с юга России. Для него их возможное наказание стало бы слабым утешением в сравнении с трагедией любимой страны, невольным участником которой он оказался.
Он положил перед собой пачку листов бумаги и на первом листе вывел красивым чертёжным шрифтом: «О положении занятой союзными войсками Одессы и условиях ее эвакуации».
Ему не нужно было просматривать текст недавно написанного для Шварца доклада — его словно ожившие страницы ещё явственно стояли перед его глазами. Но этот новый доклад обязан быть другим. Он должен представить предельно ясную и полную картину беспредела и хаоса, свидетелем которой в Одессе он явился, и преступного бездействия командования союзников и властей.
«Безумно растущая дороговизна, голод, холод, мрак, мор, взяточничество, грабежи, налеты, убийства, бессудные казни, смертельная жуть по ночам, отсутствие элементарной безопасности жизни даже днем, — писал он. — Рядом вакханалия спекулянтов, открыто и беспрепятственно творящих злое дело свое. Всех марок бандиты, переполняющие первоклассные рестораны и притоны, сорящие деньгами, назойливо-шумливо празднующие, веселящиеся, распутничающие и насильничающие на глазах