гостиной, большими окнами выходящей на море. Адъютант генерала накрыл на стол, и члены Совета не без удовольствия потягивали из чашек крепкий чай и заедали его бутербродами с местным козьим сыром.
— Господа, — обратился к ним генерал. — Не по своей воле мы находимся здесь, вдали от нашей любимой родины. Но обязанности свои следует выполнять всегда. Это наш долг перед людьми, которые поддерживали нас, и перед союзниками.
— Которые нас кинули, — заметил Ильяшенко.
— Главный виновник — это Франше д'Эспере, — заявил Гурко. — Он не оказал необходимой помощи нашим силам. Поэтому Малороссия и стала добычей большевиков.
— А Фрейденберг спровоцировал наше позорное бегство, — сказал Рутенберг. — И хорошо на этом заработал.
— Это вне нашей компетенции, — отреагировал Шварц. — Сейчас идёт расследование, которым лично занимается Клемансо. А нам предстоит отчитаться перед командованием о проделанной работе. Для этого нужно назначить Ликвидационную комиссию. О своей работе она будет докладывать мне. Я предлагаю такой состав: Рутенберг, Ильяшенко и Гурко. Есть возражения?
Все согласно молчали, понимая, что Алексей Владимирович не потерпит отказа.
— Прекрасно. Завтра же приступайте к работе, — продолжил генерал. — Есть неотложные денежные вопросы. Вся документация у господина Ильяшенко. Константин Яковлевич, прошу Вас подготовить все необходимые материалы.
Он поднялся с кресла, давая понять, что совещание окончено.
Комиссия собралась и в первый же день констатировала, что Андро требуется возвратить Совету обороны огромные денежные суммы. Андро на заседаниях отвечал на это с присущей ему безапелляционностью и наглостью. Двенадцать миллионов рублей он так и не возвратил, находя всякие причины и доводы. Эту суммы присвоил себе Андро в бытность свою старостой Волынской губернии и членом одесского Совета обороны. Генералу удалось заставить его вернуть только часть оставшейся от несостоявшейся славянской экспедиции валюты. Рутенберг весьма нуждался в деньгах, но от законного шестимесячного жалования отказался: вывезенные из Одессы деньги он считал неприличными.
Через несколько дней генерал попросил Рутенберга представить ему доклад о деятельности Совета обороны. Рутенберг не знал, зачем он нужен, но спросить не осмелился. Несколько дней он сидел в своей комнате, вспоминая о происшедших в Одессе событиях. По обыкновению он не скрывал своего мнения, называя вещи своими именами.
В конце апреля Рутенберг предъявил его генералу. На следующий день Алексей Владимирович пригласил его к себе на виллу.
— С большим интересом прочитал вашу записку, — сказал генерал. — Это не просто констатация фактов, а серьёзная аналитическая работа.
— Я стремился дать здравую оценку событиям, происшедшим за короткое время, чрезвычайно насыщенное надеждами и тяжёлым трудом. Я попытался дать интерпретацию и объяснение основных причин провала военной кампании на юге страны.
— Это у Вас получилось весьма убедительно. Я искренне благодарю Вас, Пётр Моисеевич. Доклад я передам моему помощнику для перевода на французский. Союзникам следует знать причины бесславного бегства из России.
— Спасибо, Алексей Владимирович. Так я пойду?
— Хочу сказать ещё, господин Рутенберг, одну важную для меня вещь. Я много думал о судьбе России и постигших её бедствиях. И пришёл к такому выводу. Если бы евреев в России не унижали и не преследовали, не произошло бы этого безбожного октябрьского переворота. Вы, евреи, очень способный и упорный народ. Только такой мог так развернуть Российскую историю.
— Не совсем согласен с Вами, генерал. Подавляющее большинство евреев было в оппозиции большевикам и левым эсерам. Да и других причин тоже хватало. Россию разрушила война и её бездарные вожди.
Алексей Владимирович промолчал, потом вздохнул и махнул рукой. Рутенберг поднялся и вышел. Его тронуло редкое для генерала императорской армии отношение к его народу. Он знал о погромах, которые кровавым шлейфом сопровождали походы Добровольческой армии. Он помнил творившиеся русской армией расправы над мирным еврейским населением на Восточном фронте. Русское офицерство, как и огромная часть народа, было отравлено невежественным и злобным антисемитизмом.
3
Завершилась работа Совета обороны и Ликвидационной комиссии. У него появилось больше свободного времени, и он стал чаще заходить к Фондаминским и обсуждать с Алдановым интересовавшие их философские темы. Один раз даже уезжал в Константинополь, чтобы послать в Лондон просьбу о получении английской визы. Ему уже в давно стала очевидной иллюзорность надежд, которые привязывали его к России. Он прохаживался по пляжам, поднимался на зелёные холмы острова, размышляя о будущем, и мысль всякий раз возвращала его в страну, во имя которой он жил ещё два года назад.
Получившие визы Франции и других стран с острова стали переезжать в город, откуда пароходы развозили их по Европе. Перебрался со Шрейдером в Константинополь и Рутенберг и поселился в небольшой квартирке в доме номер 14 на улице Факир.
Однажды вечером, когда он возвращался домой, Пинхас почувствовал, что за ним по пятам следует несколько человек. Опыт подпольщика обмануть его не мог. За ним следили в России и в Европе, куда он бежал от угрозы ареста от российской тайной полиции. Охота за ним здесь, в Константинополе, была бы необоснованной какими-либо причинами, если бы не доносы на него и не неприязнь и, возможно, вражда Андро и связанных с ним людей. Вражда из-за того, что всячески мешал им грабить злосчастную русскую казну. Он вполне допускал, что эти люди подкупили кого-то, чтобы его ликвидировать. Рутенберг был уверен, что так и есть, и эти люди, которые пытаются его убить, посланы ими. Здесь в этом огромном городе с невероятной запутанностью и непредсказуемостью улиц и дворов ему всё же легко удавалось уйти от преследования.
Он купил билет на идущий в Марсель пароход и в начале